Жанровая живопись, бытовавшая в русской провинции, разнолика: одна ее часть близка к "ученому" искусству, другая крепко спаяна с народным творчеством. Иначе и быть не могло: различен был уровень мастерства художников, к разным социальным слоям принадлежали заказчики этого искусства: мелкопоместные дворяне, купцы, мещане...
   Неудивительно, что различными были и представления о картинах, которыми можно украсить свое жилище. "Есть у меня, - [говорит художник], - "Разбойник венецианский", младенца режет, да есть "Итальянское утро", да есть губернаторский портрет. Разбойника взять поопасился. По должности неприлично... Стряпчий. У царского-то ока да вдруг разбойник в доме заведется? Хоть и не русский, а все нехорошо. Опять же супруга каждый год тяжела бывает, неравно на последних часах взглянет на "Разбойника" да испужается... Портрет взять, думаю, будет не по чину, смеяться бы не стали: "Какая-нибудь пигалица, уездный стряпчий, а тоже подобие его превосходительства у себя имеет". Давай, говорю, "Итальянское утро". <…> Как вскрыл да поставил я картину на стол, так даже ахнул... Этакой ты бесстыжий, Карл Иваныч! К женатому человеку да такую пакость! Утра-то на картине вовсе нет: стоит молодая девка в одной рубахе, руки моет, рубашонка с плечь спущена, все наружи, рядом постель измятая. И другое житейское - все тут же! Повесили. Только стал я замечать, что моя Катерина Васильевна невесела ходит; каждый раз, что ни пройдет через гостинную, плюнет. Иной раз всплакнет даже. Станешь что-нибудь говорить с лаской, она: "Ступай, говорит, в гостинную, там у тебя "Итальянское утро" (П.Мельников-Печерский, "Именинный пирог").
   Однако недопустимое для жены мелкого чиновника было приемлемо для женщины с независимым образом жизни. "На комоде [в гостиной у цветочницы] стоят фарфоровые чашки с позолотою, алебастровые бюсты: Пушкина, Наполеона и попугая. На стене висят картинки: портрет самой хозяйки в утреннем дезабелье и с приятной улыбочкою; под ним силуэт какого-то мужчины, вырезанный из черной бумаги, а по бокам в бумажных рамочках четыре времени года, да еще какая-то женщина со слишком открытыми формами, надевающая чулок, с подписью внизу: Утро, и другая, также в нескромном неглиже, сидящая с мужчиною под деревом, с подписью - Вот как вы меня отделали!" (П.Вистенгоф, "Очерки московской жизни").
   И, наконец, важную роль играло назначение интерьера: то, что было неуместно в гостиной, вполне могло стать украшением трактира. "Какие бывают эти общие залы - всякой проезжающий знает: те же картины во всю стену, на одной картине изображена была нимфа с такими огромными грудями, каких читатель, верно, никогда не видывал" (Н.Гоголь, "Мертвые души").