В. Маяковский

Правительство, когда не чтит культуру

Великую, не чтит себя само…

Парафраз Игоря Северянина

14 ноября 2010 в рубрике «Специальный корреспондент» вышла передача «Искусство на вынос». Она была посвящена одной теме – теме хищений в музеях.

В первых же словах ведущей Марии Ситтель была сказана широко известная цитата Николая Михайловича Карамзина о том, что в России «воруют». Воруют не только наши заработные платы, коммунальные услуги, недра и лом цветных металлов, но и то, что всегда на протяжении всей советской власти по цитате К. Маркса «принадлежало народу» - искусство.

Причиной создания авторского расследования о «воровстве в культуре» тележурналиста Бориса Соболева послужил факт комплексной проверки музеев, которая продолжалась в течение трех лет и выявила утрату в 242 тысячи экспонатов.

Согласно «Словарю русского языка» 1999 года воровство – это «хищение чьей-либо собственности (частной, государственной); кража».

Итак, с канала центрального телевидения было заявлено, что в музеях воруют. Эта мысль подтверждалась целым рядом тщательно подобранных фактов, которые в целом, безусловно, должно произвести впечатление на обывательское сознание, но фактически являлись откровенной подтасовкой, если не сказать ложью.

Факт пропажи 221 экспонатов из Эрмитажа и вина в этом конкретной семьи доказана. Четыре года назад от передач типа «Музейная крыса» плавился телевизор, и в мире не происходило иных событий, кроме эрмитажной кражи. Оставим этот сюжет, он исчерпан смертью сотрудника музея Ларисы Завадской, судом и заключением ее мужа.

Сейчас даже ребенку понятно, что акцентирование внимания на той или иной теме по центральным каналам не случайно. Ищите, кому это выгодно, как говорил бессмертный персонаж Агаты Кристи. Показанный 40-минутный фильм выстраивает концепцию, не имеющую ничего общего с реальной обстановкой в российской культуре, помещает в группу неблагонадежных и вороватых целую профессию и отчетливо использует все приемы манипулирования общественным сознанием, иначе говоря, грешит запрограммированной необъективностью.

На непросвещенного телезрителя обрушиваются суммы: ценности, похищенные из Эрмитажа, составили 8 миллионов рублей. Далее следует цифра утрат в Петропавловской крепости, где недосчитались 8 755 предметов. Борис Соболев, видимо, досконально разобравшийся в специфике музейной профессии хранителя, говорит о том, что вещи принимались списками и списывались целыми списками. Но этого мало. Обывателю предложено узнать, что в музейной коллекции экспонат фиксируется только на инвентарной карточке и хранителю, похитив раритет, остается только уничтожить карточку, и предмета как бы не было.

Вынуждены прояснить картину. Проверка наличия экспоната проводятся не по картотекам. Она осуществляется по книгам поступлений, по инвентарным книгам и актам приема на ответственное хранение. По результатам проверки составляется акт, который отправляется в Министерство. Проверка музейной коллекции проходит постоянно, фонда драгоценных металлов - каждый год. Сведения о его сохранности предоставляются в Пробирную палату. Книги поступлений, инвентарные книги и вся учетная документация не сдаются в архив, а хранятся в сейфах, доступ к которому любого сотрудника музея может быть осуществлен только в присутствии сотрудника отдела учета. Данное правило едино для всех музеев и составляет важную часть деятельности любого фондовика.

Из всей этой системы, не понятой, или просто не нужной автору для ошеломляющего журналистского расследования, выбраны лишь два момента: прием вещей списком и инвентаризация в виде карточек.

Указываются причины, по которой целая профессия записывается в разряд расхитителей. Первая: музейщики очень бедны (средняя зарплата по стране 5 тыс. рублей). Вторая – отсутствие нормальной системы охраны в музее. Для подтверждения последней мысли показано ужасающее состояние тургеневского музея на Орловщине с уникальным мебельным, книжным, документальным и живописным фондом, места, в котором по характеристике создателя передачи работают «три старушки, две дворняжки» (благодарим автора за лестный лексический ряд).

Тема исключенности, покинутости культурных объектов государством возникла не сегодня. Еще на первых съездах народных депутатов тогдашний министр культуры Н.Губенко повторял, что на культуру в Советском Союзе тратится «пять копеек в день». Об этом пытались бить в колокола, но кому дело до того, что не приносит мгновенной прибыли, а требует только вложений. И кому дело до того, что мат нация употребляет уже не как острую приправу к речи – она на нем говорит, что выросли поколения попросту не знающие, что такое культура в ее исходном значении – значении возделывания и обработки человеческой природы, а принимающую за нее попсу.

А аргументация создателей фильмов свидетельствует о том, что культуру, похоже, просто решили упразднить по хорошо известной логике «нет объекта – нет проблемы». Запущенности тургеневской усадьбы и дома (кстати, не уверены, что после столь красочной картины бесхозяйственности культурных объектов орловского губернского подчинения, их не ограбят в ближайшее время) противопоставлена система охраны Эрмитажа, на которую ушло полмиллиарда долларов (вот они народные денежки!), но которая не спасла от хищений, которые, кстати, произошли, раньше, чем система была смонтирована. Однако стремление доказать, как дорого культура обходиться государству (при зарплате в 5 тыс. рублей), в которой работает узкий круг людей, допущенных непосредственно к экспонату, оказывается сильнее логики. Неожиданно возникает тема архива, из которого 10 лет назад было похищено и заменено подделкой письмо Чехова в дальнейшем оказавшееся на Западе. Показано, как работница архива идет пешком на другой конец города, из хранилища в хранилище, с бумагами Ломоносова и Эйлера. Подобное отношение к культурному, в данном случае, архивному, наследию нуждается в комментариях. Неужели в Санкт-Петербурге так сложно предоставить архиву хоть какую-либо машину? Этот вопрос возникает естественно, ибо человек, несущий в ранце историческое наследие – позор и для государства, и для общества, но у корреспондента он почему-то не возникает. Вместо него в сознание читателя внедряется мысль, что в музейно-архивных фондах предмет обесценивается, он не имеет цены, а коль скоро нет стоимости, то нет и материальной утраты, и можно расхитить все.

А вот на аукционах, где русское искусство второй половины XIX века, недавно открытое на Западе пользуется огромным спросом, каждая вещь имеет свою, и немалую, цену. Следует сюжет о рынке подделок, перелицовок, огромных деньгах, вращающихся в рынке антиквариата. Один из подсудимых - Александр Белиловский дает показания, о том, сколько стоит экспертиза специалиста и какая разница между стоимостью полотна третьеразрядного западноевропейского художника и передвижника.

Господин Соболев, а причем здесь музеи? Рынок искусства, а, следовательно, и рынок подделок существовал, существует и будет существовать. В Европе он существует с XV века, и скандалы, связанные с попаданием на аукционы подделок, ни у кого не вызывает желания обвинить во всем музейщика.

Но вернемся к смутной логике фильма. Аукционные цифры сыплются как из рога изобилия, переводятся в количество квартир для очередников и детских садов. По-видимому, все музейщики уже ездят на Феррари или Маздах и живут в особняках, только об этом не знают. А то, что они принадлежат к огромному криминальному сообществу, заменяющему подделками подлинники, очевидно.

Борис Соболев, резонно обозначив, не бедность, а нищету российских учреждений культуры и отметив, что точка невозврата к нормальному состоянию уже пройдена, выводит из этого возникновение музейной мафии. Из нее показали двух человек – Белиловского, который связан с рынком искусств и который обвинил Щукинское художественное училище в том, что оно готовит художников и реставраторов для подделывания шедевров, и эксперта Петрова. В рассуждениях тележурналиста нарушена элементарная логика: любая уголовщина начинается не с нищеты, а там, где вращаются большие деньги. Все о чем говорилось – мафия не музейная, а антикварного рынка. Но и те, кто в нем не совсем честны, не у нищего последнюю копейку забирают.

И еще один штрих видеоряда: показан особняк директора музея Декоративно-прикладного искусства на Делегатской, его интерьеры, обставленные антиквариатом и восточным фарфором. Директор музея - Баржанова Маргарита Валерьевна - «депутат Государственной Думы Федерального Собрания РФ третьего созыва с декабря 1999 г. В 1989 г. создала кооператив, в дальнейшем еще ряд коммерческих структур; на время избрания депутатом — председатель совета директоров ОАО «Хабаровский мясокомбинат». Все сведения взяты из Интернета и по ним ясно, что женщина, интерьеры которой столь красочно показали и прокомментировали, живет отнюдь не на музейную зарплату. Неужели господин Соболев этого не знал? Сомневаюсь. Курок оказался взведен, выстрел прозвучал, и куропатка упала. Желание выстроить концепцию обогащения на стезе заброшенной российской культуры оказалась сильнее реального факта. А это уже имеет совершенно конкретное название подтасовки, приема карточных шулеров, сдающих противнику заранее известный набор карт.

На обсуждении фильма за честь музейного сообщества вступилась Галина Борисовна Андреева, Исполнительный директор ИКОМ. После семикратного повторения цифры в 242 тысячи недостающих экспонатов, она пояснила, что 50 тысяч утрачено во время войны, еще столько же было изъято государством в 30-е годы и продано на Запад по цене ресторанного обеда. Огромную массу утрат составили мелкие вещи типа газетных вырезок, лаптей, тканных изделий. Ее почти не слушали. Хотя присутствующий в студии полковник милиции Илья Рясной подтвердил ее слова.

Говорили об отсутствии законодательства в сфере культуры, о том, что часто нет виноватых.

Но в общем контексте, особенно после того, как Галина Андреевна процитировала Жака Ширака: «Для Франции культура – это все. Я горжусь тем, что принадлежу французской культуре», Мария Ситтель обронила реплику: «Сказать можно все, что угодно», основной пафос передачи стал предельно ясен. Тот, кто призван нести бремя ответственности за культуру, не справляется с тем наследием, которое ему досталось. И на музейщика, как хранителя, так и реставратора, было повешено все – начиная с утрат и заканчивая спекуляциями подделками на рынке антиквариата. Музейщик за один вечер превратился во врача – убийцу, умертвляющего национальное культурное наследие и ворочающего огромными, миллионными суммами.

Повторим набившую оскомину истину Марка Твена: «Есть ложь, есть наглая ложь и есть статистика». На статистику делался особый упор бесконечным повторений цифр со многими нулями. Продолжим статистику. В стране около трех тысяч музеев. Если поделить количество утрат, вычтя военные и государственные потери на количество музеев, то средний показатель по музею составляет порядка 40 предметов. И это при гигантских фондах исторических и краеведческих музеев, содержащих действительно, куски материи, которые истлевают, и изделия крестьянского быта, которые были сохранены только благодаря музеям. Об этом, так же как и о спасении музейщиками огромного фонда произведений древнерусской живописи во время уничтожения церквей, о сохранении, вопреки всем постановлениям КПСС, коллекций русского авангарда, не было сказано ни слова.

Что же касается проверки, то заместителем Министра культуры Андреем Евгеньевичем Бусыгиным было отмечено, что ее «результаты достаточно оптимистичны. Процент утрат к общему количеству составляет менее одного процента» (Из интервью Российской газете от 17 января 2010 г). Только при чем здесь мнение специалиста и конкретного проверяющего, которого даже не соизволили пригласить в студию, когда хочется жареного под водочку?

Зачем нужна была такая передача? Объяснений несколько: ответственные за культуру устраняются от вопросов сохранности наследия; культурные ценности, произведения искусства – последнее, что не было приватизировано. Но сказать прямо, что на культуру, великую русскую культуру, несчастье которой состоит в том, что она не нефтяная вышка, не хватает средств, да и интереса особого нет, какой с нее доход, мужества нет. Этого не смели говорить даже в более страшные и более голодные времена. Гораздо легче манипулировать сознанием обывателя, цинично уравнивая музейщиков с торговцами антиквариатом и жертвуя ради этого элементарной логикой и здравым смыслом.

19 ноября 2010 года был принят закон о реституции недвижимого церковного имущества. «Искусство на вынос» продолжается.

Коллектив Радищевского музея