КАРЛ фон КЛАУЗЕВИЦ «1799 ГОД»

Большую часть наших рассуждений мы были вынуждены включить в изложение событий, так как отчасти они были необходимы для мотивировки отдельных действий, отчасти же были вызваны естественным ходом рассказа. В настоящий момент нас занимают три вопроса, о которых мы должны высказать свое мнение: именно, вопрос о необходимости похода с целью завоевания Швейцарии, наступление генералов Готце и Бельгарда на Граубюнден и наступление эрцгерцога на Массену под Цюрихом.

Мы не намереваемся повторять порицания австрийцам за их трусость и отсутствие духа предприимчивости, а хотим дать представление читателю о том, какое место занимало, собственно, завоевание Швейцарии в стратегических соотношениях этой войны. Ранее мы доказали, что Верхняя Италия и Швейцария представляли собой естественный объект для нападения и что если одна из них должна была подвергнуться нападению раньше, то выбор должен был пасть на Швейцарию, не потому, конечно, что овладение Ломбардией представляло меньшую важность, но единственно потому, что эта форма наступления обещала больший общий успех. Так как австрийцы имели возможность собрать силы, достаточные для завоевания обеих стран, то не было оснований для вопроса о том, какое из завоеваний представляло большее значение. Война на немецком театре военных действий велась без волевого напряжения и подъема, вследствие чего, завоевав Италию, австрийцы не смогли овладеть Швейцарией. Приспособившись к совершившемуся факту, австрийское правительство стало отдавать решительное предпочтение Верхней Италии. Поэтому оно выслало туда четверть боевых сил с немецкого театра войны под командованием Бельгарда.

Это предпочтение было, бесспорно, вполне обосновано; собственно овладение Швейцарией не было основной целью ведения войны. Австрийцы ни в коем случае не могли рассчитывать сделать ее австрийской провинцией, сами французы имели намерение только косвенного господства в ней. Ломбардия, напротив, была старой австрийской провинцией, а французы сделали из нее отдельное государство, которое могли пока считать собственной территорией. Здесь, собственно, была почва для политической компенсации. Область же, в которой в политическом конфликте можно начать непосредственные действия, представляет и в стратегическом отношении большую ценность. Затем от завоевания Верхней Италии зависело падение Нижней, и, наконец, равнины Верхней Италии сами по себе — по величине и плотности населения — имели большее значение, чем Швейцария.

Поэтому австрийское правительство, поставленное перед необходимостью оставить в руках французов одну из стран, бывших объектом похода, поступило вполне правильно, предоставив этот жребий на долю Швейцарии.

Однако, признав это, мы все-таки должны сказать, что австрийское правительство из-за Италии упустило из виду значение, которое все же имела Швейцария.

Покорение Швейцарии было не только первым, но и самым дерзким из французских мероприятий, вызвавших вооруженное сопротивление. С итальянскими государствами Франция и раньше находилась более или менее в состоянии войны, Швейцария же всегда соблюдала строжайший нейтралитет; итальянские государства каждый раз втягивались в прежние войны, Швейцария уже целые столетия оставалась чуждой всем европейским событиям; поэтому, чтобы решиться на вторжение в Швейцарию, понадобилось во всяком случае значительно большее высокомерие и более решительное пренебрежение всеми старыми отношениями, чем для завоевания итальянских государств. В этом смысле Швейцария для Австрии и других европейских держав была настоящим политическим «пунктом чести», который благодаря сопротивлению швейцарского народа французской реформе приобретал большее значение.

По этим основаниям без завоевания Швейцарии никак нельзя было считать цель войны достигнутой.

Результат похода без завоевания Швейцарии также кажется лишь наполовину удовлетворительным. На многолетнее содействие такой державы, как Россия, нельзя было рассчитывать. Большая отдаленность театра военных действий от ее границ, вызывающая громадные издержки, косвенный характер ее участия в общем предприятии, наконец, странности русского монарха должны были внушать австрийскому правительству постоянные опасения за прочность союза и сознание необходимости добиться в течение первого похода такого положения, которое или непосредственно привело бы к миру или, по крайней мере, создало предпосылки для него в результате второго похода. Одно завоевание Италии еще не приводило к такому положению. Угроза для Австрии со стороны французских военных сил на Рейне была значительней, чем угроза для Франции со стороны австрийских сил у подножия Котских Альп; таким образом, насколько Италия была прекрасным залогом мира, настолько мало она была пригодна для того, чтобы вызвать опасения французского правительства. Швейцария, напротив, при ее ничтожном значении в качестве залога мира, представляла большую важность как плацдарм для наступления: обладание ею давало возможность австрийцам угрожать вторжением в центр Франции, не оставляя у Рейнских крепостей две трети своей армии^[16]. Если союзники в течение похода действительно доказали, что они бессильны завоевать Швейцарию, то на самом деле совершенно непонятно, почему французское правительство в 1800 г. должно было особенно тревожиться.

Такого рода соображения могли бы побудить австрийское правительство и главнокомандующих с меньшим безразличием относиться к Швейцарии.

Мы коснемся здесь и другого пункта, который не затрагивает непосредственно вопроса о Швейцарии, а относится к необходимости достаточной энергии вообще. Когда войну ведет одно государство, оно может для собственного удовольствия растрачивать время в силы, не рискуя, по крайней мере, двойным убытком. Но при союзной войне исключительная бездеятельность одной из сторон подает повод и другой или к тому же поведению, или к возмущению и скорому разрыву союза. В данном случае произошло последнее. Австрийцы сами не могут этого отрицать, и эрцгерцог чистосердечно сознается, что сидел, сложа руки, в момент необходимости и возможности действий; австрийское правительство могло себе сказать, что русские в этом им не потворствовали. Если бы австрийские советы и главнокомандующие имели это в виду, стратегическая совесть помешала бы им, имея превосходные боевые силы, бродить вокруг Рейна и Боденского озера, напоминая человека, который вследствие внутренней пустоты не знает, как убить время.

В заключение похода, когда мы имеем перед глазами все отдельные акты горной обороны и проведенных атак, мы считаем необходимым сделать естественно напрашивающиеся выводы как для выявления своеобразных приемов каждой из обеих армий, так и ввиду их общего теоретического интереса.

Относительно наступления генералов Бельгарда и Готце на Граубюнден в конце апреля и середине мая мы должны сказать, что единственно оно имело общее стратегическое значение.

Намерение одновременно атаковать долины Инна и Рейна во всяком случае вполне естественно, так как обе расположены параллельно и рядом и через Преттигау соединены одна с другой в районе расположения главных постов, именно: С.-Луциенштейга и позиции под Ремюсом. Однако, нельзя утверждать, что наступление и в одной из этих долин совершенно не имело смысла; в подобных высоких горных районах не возникает настоятельной необходимости в прямолинейном фронте стратегического расположения, так как фланговые операции не могут происходить настолько быстро и неожиданно, чтобы не представилась возможность защиты от нападения с тыла, как это неоднократно доказывал пример французов. Вышесказанное достаточно доказывается и результатом наступления, предпринятого в конце апреля: в долине Рейна оно не удалось совершенно, не говоря уже о том, что оно воспрепятствовало Бельгарду вытеснить Лекурба из долины Инна.

Взаимные переговоры обоих генералов, длившиеся сначала месяц, а затем еще две недели и отсрочившие на такое долгое время наступательные операции, мы можем приписать только ложному взгляду на положение и отсутствию решительности. Главным образом, этот упрек падает на генерала Бельгарда, который, имея почти такие же силы, как Готце, не был поставлен в необходимость, подобно последнему, держать длинную линию расположения, находившуюся под угрозой главных сил противника. В этом случае, как и а тысяче других, мы видим доказательство тому, какое громадное содействие могут оказать в военном акте добрая воля, честолюбие и дух предприимчивости подчиненных командующих и как ошибочно представление, что все исходит «сверху». В горных районах эти качества подчиненных начальников еще более необходимы, чем в равнинах, так как их положение там по необходимости более самостоятельно. Австрийским командующим, в особенности генералу Бельгарду, в такой же степени не хватало этих качеств, в какой ими отличались французские дивизионные генералы Лекурб и Дессоль, и это обстоятельство является одной из серьезных причин, почему поход австрийцев в Германию, несмотря на их большое превосходство, не имел благоприятного результата.

Когда, наконец, оба генерала двинулись в наступление, предпринятое 14 мая с 35 — 36 тыс. чел. с целью вытеснения около 10 000 чел. из долин Рейна, они все же не отважились осуществить план разгрома этого слабого корпуса. Корпусу Бельгарда следовало сначала двинуться в долину Заднего Рейна и затем, в то время как Готце продвинется в Преттигау и к С.-Луциенштейгу, пройти в долину Переднего Рейна, отдельным отрядом овладеть Кункельским перевалом и уже тогда продвигаться вниз по Рейну и р. Тамина на Майенфельд, что давало возможность отрезать отступление всему правому флангу и войскам, стоявшим в Преттигау. Вместо этого Бельгард перешел 15 мая (т. е. на день позже) через Альбулу и не отважился идти дальше долины Заднего Рейна. Конечно, по условиям времени и места не было недостатка в тысяче малых причин поступить именно так, однако, можно, не принимая их во внимание, позволить себе высказать сильнейшее порицание этой трусости и половинчатости Бельгарда, не мотивированным никакой реальной опасностью.

Наконец, в наступлении эрцгерцога на главные силы Массены мы должны отметить два момента; наступление эрцгерцога и атаку укрепленной позиции.

Силы эрцгерцога и Готце, вместе взятые, составляли около 70 000 чел. Из французских войск Массена мог фактически выставить против них около 40 000 чел.; но он мог еще подтянуть большую часть войск, стоявших у Базеля, и тогда его силы составили бы около 50 000 чел., а включая швейцарцев — около 60 000 чел.; кроме того, было неизвестно, насколько приблизился генерал Лекурб, который в момент перехода эрцгерцога через Рейн снова выступил от Трезы на С.-Готард; если прибавить силы этого генерала в 8 000 чел., то войска Массены также составят около 70 000 чел. Естественно, что эрцгерцог, перейдя через Рейн и имея перед глазами всю величину этой войсковой массы, должен был себе сказать, что как бы они ни были распределены, они существуют и что нельзя с полной уверенностью считать какую-либо часть нейтрализованной. Поэтому, если австрийцы как атакующие и могут надеяться на перевес в решительном пункте, тем не менее, они не могут рассчитывать на такое превосходство, которое наверное обещало бы решительный успех и, следовательно, давало бы возможность пренебрегать всеми остальными пунктами. Поскольку же нет полной уверенности в успехе, сосредоточение всех сил создаст опасное положение, и такой осторожный полководец, как эрцгерцог, не был человеком, способным поступить таким образом. Вследствие этого были оставлены сзади, с одной стороны, для прикрытия Фельдкирха и С.-Луциенштейга и для наблюдения французского правого фланга один корпус (6 — 8 тыс. чел.), с другой стороны, для наблюдения французских сил у Базеля и для прикрытия тыла между Базелем и Шафгаузеном — другой корпус такой же численности. Таким образом, атака могла быть предпринята уже не с 70 000 чел., а с силами около 56 000 чел., и не было даже достоверно известно, равны ли силы и не придется ли австрийцам иметь дело с превосходными силами французов.

При подобных обстоятельствах для осторожного полководца не могло быть и речи о том, чтобы австрийцы использовали охватывающее положение, которое, однако, могло оказаться пригодным: при решительном наступлении отдельных колонн оно давало возможность действовать всеми силами и давало выигрыш одной стороне в том что могло быть потеряно другой. Разделенными колоннами командовали эрцгерцог и Готце, первый с силами около 38 000 чел., второй — 18 000 чел.; первый базируется на Шафгаузен и Штейн, второй — на район между Рейнеком и Фельдкирхом.

Если бы они захотели выбрать самое естественное направление, то силы Готце направились бы через Лихтенштейн, а силы эрцгерцога — через Андельфинтен на Цюрих. Но в этом случае Готце подвергался опасности быть атакованным и разбитым превосходными силами; эрцгерцог, со своей стороны, не был уверен, что сможет возместить его потери, так как в укрепленном лагере он мог встретить сопротивление, примерно, 20 000 чел., которых он не мог разбить, раньше чем подойдет Массена.

Чтобы как можно скорее лишить противника возможности действий по внутренним линиям, было важно как можно раньше, т. е. около Тура, соединиться с Готце.

Это соединение в виду противника и через Боденское озеро при крайне ограниченной линии отступления во всяком случае представляло известную трудность и являлось одной из тех задач, которые мы часто встречаем в военной истории и которыми крайне гордилась старая стратегия, хотя вся задача бывает обыкновенно вызвана, как в фигуре танца, только бесполезным разъединением. В данном случае этого не было, так как соединение эрцгерцога с Готце севернее Боденского озера было бы сопряжено с потерей времени, и если бы оно было проведено полностью, Граубюнден оказался бы совершенно незащищенным.

21-го оба австрийских главнокомандующих предполагали назначить демонстративную переправу, так как в этот день Науендорф переправился с авангардом эрцгерцога, т. е. с большей частью своего корпуса, у Штейна и с одним отрядом — у Констанца, но Готце дал знать, что его мост не совсем готов. 20-го французы покинули Рейн; таким образом, условие, заключенное с Готце, могло привести не к простому маршу на соединение, а к вынужденной переправе в виду неприятельской линии кордонов; так и случилось, потому что австрийцы предполагали, что дальнейшие продвижения, сопровождаясь более или менее значительными боями, будут происходить короткими переходами. Французы отступили за р. Тур; австрийцы занимали только район до Тура, на противоположной же стороне этой реки представлялась возможность столкновения с неприятельскими главными силами, т. е. с 40 000 чел. Тур протекает от Штейна на расстоянии всего лишь около мили, тогда как Мейнинген отстоит от этого пункта на 9 миль. Соединение на этом узком четырехугольнике представляло тем большую трудность, что главная армия не могла встретить генерала Готце на полдороге — в этом случае оставался незащищенным их собственный пункт переправы, рассчитывать же на опасную переправу под Констанцем было невозможно. Таким образом, если бы французский главнокомандующий сделал все необходимое для сосредоточения за р. Тур 32 000 чел., стоявших между Боденским озером и Ааром (что по справедливости могло произойти 22-го), если бы он оставил против Готце только легкую цепь войск и притянул к своей армии главные силы дивизии Лоржа, он мог бы 23-го выступить против эрцгерцога с силами в 40 000 чел. (включая швейцарцев); в этот день Готце должен был продвинуться в район Бишофсцелля, что удаляло его от эрцгерцога на расстояние еще одного перехода. Это предположение указывает на то, что эрцгерцог, сделав переправу и продвинувшись до Тура 21-го, в течение трех дней — 22-го, 23-го и 24-го — подвергался бы опасности быть вынужденным сражаться без Готце. С другой стороны, он не должен был слишком запаздывать с переправой, которая могла удерживать главные силы противника и препятствовать его нападению на Готце. Это обстоятельство вынудило эрцгерцога переправить свой сильный авангард 21-го и продвинуть его до Тура 22-го, цепь форпостов продвинуть за Тур, с остальными же своими войсками произвести переправу только 23-го.

Готце, который 23-го мог бы по справедливости быть в Бишофсцелле, оставался весь день 24-го в С.-Галлене, вследствие чего соединение откладывалось еще на несколько дней. Эрцгерцог бесспорно не был в этом виноват, и его нельзя порицать за то, что он не перешел Тур до 25-го. Нельзя только понять, почему он не продвинулся с остатками своих войск до Тура и почему вместо того, чтобы выставлять растянутые цепи форпостов, что привело к потере 25-го, он не предпочел овладеть пунктами под Андельфингеном и Фрауенфельдом и ускорить решительным приказом марш генерала Готце. Фрауенфельд он должен был считать как бы своей левой рукой, которую он протягивал навстречу генералу Готце для соединения, и так как Фрауенфельд отстоит от Андельфингена только на 2 мили, обе массы войск могли участвовать в одном решительном сражении.

В общем нужно сказать, что оба австрийских главнокомандующих не вполне разрешили задачу соединения на глазах у противника и не их заслуга в том, что противник до этого соединения не получил решительного преимущества над ними.

С 26-го, когда французы отступили до Винтертура, до 4 июня, дня сражения при Цюрихе, проходит 9 дней, в течение которых не происходит никаких событий, кроме оттеснения эрцгерцогом французов за Глатт на укрепленную позицию, что вполне можно было выполнить в два дня. Таким образом, эрцгерцог предоставил своему противнику целую неделю для укрепления обоих флангов и для усовершенствования укреплений позиции. Если намерением эрцгерцога было наступление, то каждый потерянный день был для него крайне невыгодным. Правда, мы совершенно не знаем, усилился ли действительно за это время генерал Массена, но эрцгерцог со своей точки зрения во всяком случае должен был это предполагать.

Мотивы, указанные эрцгерцогом для принятия решения атаковать укрепленную позицию, мы никоим образом не считаем достаточными.

Генерал Массена занимает позицию между Лимматом и Глаттом, от Цюриха до Рейна, на пространстве длиною около 3 миль; продолжением этого расположения является правый фланг с ²/₃ французских сил, занимающий укрепленную, очень сильную позицию в ¹/₂ мили длиной; остальные силы располагаются цепью постов около 2 миль длиной и, имея в тылу Лиммат и Аар, вниз до Рейна располагают только немногими мостами. Что легче было, вследствие этого, атаковать? Позицию или линию постов? Во всяком случае, если бы эрцгерцог имел намерение с большей частью своих сил направиться против генерала Тарро, при отступлении он оказался бы в затруднительном положении из-за отсутствия моста у Этлизау; но, во-первых, устройство моста под Эглизау не могло представлять большой трудности; во-вторых, не было и речи о том, что эрцгерцог с большей частью своих сил должен действовать против Тарро. Из 56 000 чел., сосредоточенных 27 мая, вместо бесполезного направления генерала Иеллачича на Пфеффикон, эрцгерцог с 30 000 чел. мог остаться у Клотена для прикрытия главного пути связи на Андельфинген, послав 26 000 чел. для вытеснения генерала Тарро за Лиммат. Тогда этот корпус не был бы удален от него на несколько миль и не возникло бы опасности, что во время действий этого корпуса против Тарро эрцгерцог, вынужденный генералом Массена к отступлению, оставил бы его до некоторой степени на произвол судьбы.

Если бы отступление генерала Тарро за Лиммат и Аар не вынудило генерала Массену очистить позицию под Цюрихом, то устройство моста было бы лучшей подготовкой к наступлению на основную позицию, если эрцгерцог намеревался его сделать. Но и в этом случае мы не считаем необходимой атаку собственно позиции, а предпочли бы на месте эрцгерцога устроить несколько постов между Эглизау и Кайзерштулем и продолжать натиск на правом фланге противника против Лиммата, чтобы заставить его покинуть свою укрепленную позицию. Если бы это не удалось и вызвало бы мало-помалу опасное положение, нужно было начать атаку главной позиции. Отступление Массены 6-го указывает на то, что он не придавал особенного значения удержанию этой позиции, следовательно, и в атаке ее не было необходимости.

Операция имела бы совсем иной исход, если бы эрцгерцог, твердо решившись на атаку позиции, которую он считал в основном слабой и неготовой, с крайне незначительным числом войск для ее обороны, не оставил противнику времени для лучшей подготовки: он мог бы одержать большую и блестящую победу, которую обычно можно одержать только над большими массами. Однако, если бы эти мотивы действительно существовали, эрцгерцог их привел бы и, кроме того, не потерял бы 8 дней. Вместо этого он изображает атаку позиции только как необходимое зло.

Если, тем не менее, мы видим, что решение эрцгерцога увенчалось успехом, так как вследствие хода сражения 4-го генерал Массена счел необходимым 6-го покинуть позицию, то подобный результат мы можем приписать взаимному влиянию двух следствий.

Мы видели, что согласно операционному плану армии Массены было предписано продвижение вперед, к северу от Швейцарии; сражение при Штокахе сразу остановило это движение, и мы должны рассматривать взаимную связь и развитие событий, начиная с этого момента.

Вследствие этого движения Дессоль прибыл в долину Мюнстера, Лекурб — в Энгадин, Менар — в долину Переднего Рейна и в Преттигау. Вся французская позиция представляла собой связанную линию, тянущуюся от Рейнека вдоль Рейна до Майенфельда, затем вдоль р. Ландкварт в долину Инна и через долину Мюнстера до Эча; таким образом, правый фланг прикрывал вход в долину Адды через Вормский проход и установил до некоторой степени связь с Итальянской армией через Вальтелин. В эту линию входили позиции при Тауферсе и Ремюсе и С.-Луциенштейг как главный пункт; так как подобная растянутость имела место вследствие прежних распоряжений, Массена, понятно, тоже ее сохранил и не отказался (как того хотел эрцгерцог) от позиций под Трауферсом и Ремюсом вместе с половиной Граубюндена, чтобы расположиться со своим правым флангом между Майенфельдом, Куром и Ленцем. Мы не хотим сказать, что позиции Дессоля и Лекурба не были чрезвычайно смелы, так как втрое сильнейший Бельгард мог буквально «поймать» обоих генералов; мы только находим, что пребывание на позициях было не опаснее продвижения вперед, что французы, считающие необходимым позволить себе последнее, не могли слишком задумываться над первым и что намерение таким путем сохранить с Итальянской армией род прямой связи слишком соответствовало их обычным планам, чтобы нас удивлять.

Первой операцией Бельтарда было вытеснение в начале апреля генерала Дессоля из долины Мюнстера; вследствие этого позиция Массены была укорочена (она тянулась теперь только до Ремюса), но не усилена, так как корпус Дессоля не остался у Лекурба, а ушел в Вальтелин, чтобы послужить как бы корпусом связи с Итальянской армией. Таким образом, получился выгнутый назад правый фланг, вследствие чего позиция Лекурба оказалась в крайне опасном положении; если бы поведение Бельгарда не было таким нерешительным, Лекурб мог бы совершенно погибнуть.

В продолжение 4 недель, именно до начала мая, французы оставались в этом положении, хотя французская армия в Италии уже проиграла сражения на Эче и Адде и очистила Ломбардию до Тичино, вследствие чего основания для их опасного положения, заключающиеся в необходимости связи с этой армией, совершенно отпадали; теперь кратчайшая линия связи шла через С.-Готард. Французы оставили Дессоля в Вальтелине и Лекурба в Энгадине с единственным намерением уступить из завоеванных территорий не больше того, что будет у них отнято с оружием в руках. Они рассчитывали на бездеятельность австрийцев и надеялись, может быть, извлечь выгоду из того, что Суворов видел в их позиции угрозу своему правому флангу и мог оказаться вынужденным выделить значительные отряды. Последнего в основном не случилось, так как слабая бригада Рогана с таким же успехом могла оставаться у С.-Готарда, а направление принца Гогенцоллерна из-за его быстрого возвращения не оказало никакого заметного влияния на операции в Италии.

После того как австрийцы в течение месяца сохраняли это положение вещей, они вытеснили, наконец, Лекурба из Энгадина; этот генерал отступил не к правому флангу Массены и не в верхнюю долину Рейна для овладения С.-Готардом, а перешел через С.-Бернардин на итальянскую сторону Альп с целью соединения с генералом Луазоном, командующим теперь бригадой Дессоля; он рассчитывал путем наступления на принца Рогана занять снова господствующее положение в районе Белинцоны.

В то время как Лекурб был занят этим великолепным наступлением, Бельгард и Готце атаковали правый фланг Массены, и генерал Менар легко мог стать жертвой, если бы Бельгард не остановился в долине Заднего Рейна, испугавшись призрака Лекурба. Это наступление австрийцев лишило генерала Массену его третьего главного поста, именно у С.-Луциенштейга, вследствие чего произошли два важных изменения: во-первых, он был вынужден покинуть линию постов на Рейне, выше Боденского озера, чем обусловилась и необходимость отступления от Рейна ниже Боденского озера, во-вторых, линию постов, направляющуюся к С.-Готарду через долину Рейсы, т. е. на Фирвальдштедтское и Цугское озера, нужно было несколько оттянуть. Таким образом, за полтора месяца, после трех крайне нерешительных атак со стороны австрийцев, французы без сколько-нибудь значительных потерь были оттеснены назад со своей длинной и опасной позиции.

Наступление генерала Лекурба в районе итальянских озер не могло иметь дальнейшего развития: при известии о потере Граубюндена он поспешил назад к С.-Готарду, куда прибыл в то время, когда Бельгард и Готце овладели рейнскими долинами. Но и здесь он не мог оставаться, так как промежуточный пост должен был прикрывать длинную линию от С.-Готарда до Цюрихского озера, поэтому он отправил часть своих войск на С.-Готард, а сам направился на Альторф. Также и Луазон был вынужден отступить перед Гаддиком и очистить С.-Готард. Тогда Лекурб вернулся, разбил генерала Сен-Жульена, наполовину уничтожил его и намеревался снова овладеть С.-Готардом. Однако, сражение при Цюрихе 4 июня, хотя его и нельзя ни в коем случае считать проигранным французами, вынудило генерала Массену подтянуть генерала Лекурба ближе к себе, именно в район между Фирвальдштедтским и Цугским озерами.

Таким образом, мы видим, что генерал Лекурб за 4 недели мая делает пять передвижений от Понта через Ленц, Бернардин, Беллинцону, С.-Готард на Альторф, не достигнув этим продвижением никакого стратегического объекта, так как небольшая победа над принцем Роганом была слишком незначительна и неопределенна по сравнению с тем, во что она могла обойтись. Едва Лекурб приблизился к Луазону, как должен был направиться на С.-Готард; едва он подошел к С.-Готарду, как приказ Массены отозвал его в Альторф. Конечно, движение Лекурба на Беллинцону могло иметь целью прикрытие подступов к С.-Готарду, но нас интересует не мотив, который имел генерал Массена, а вопрос о действительной выгоде движения и, следовательно, о допустимости мотива. Продвижение Лекурба указывает на то, что Массена не имел возможности ни удержать С.-Готард, ни, тем более, овладеть районом Беллинцоны; Бельгард выступил в Италию, оставив из своей армии против Швейцарской армии только около 15 000 чел. План Массены был тем более недопустим, что он совершенно не знал об уходе Бельгарда.

Однако, генерал Лекурб в этот месячный срок одерживает три небольшие различные победы, имеющие, однако, неодинаковое значение: 13 мая на горе Ченере к югу от Беллинцоны над Роганом, 28-го в долине Муотты у Фирвальдштедтского озера над Гавазини и 31-го в долине Рейсы над Сен-Жульеном; все три победы можно приписать только неподражаемой энергии и большой решительности этого генерала. Путь, пройденный им с 4 по 31 мая, составляет около 40 миль, три раза он переходит через горную цепь высоких Альп и два раза переплывает на судах через южную часть Фирвальдштедтского озера. Конечно, в общем Франция должна быть благодарна генералу Массене, но вся заслуга этого удивительного, в высшей степени блестящего периода похода принадлежит генералу Лекурбу.

Здесь возникает вопрос: какое значение могло иметь для обеих сторон обладание С.-Готардом? Мы имеем смелость утверждать: крайне незначительное, как бы предосудительным ни показалось такое мнение генеральным штабам всех армий.

Мы отрицаем без дальнейших доказательств предположение, что он мог иметь значение в географическом отношении как наивысший пункт Швейцарии, как пункт раздела больших европейских водных бассейнов. Мы придерживаемся мнения, что людям, придающим понятию доминирования это иллюзорное и по большей части фигуральное значение, вменяется в обязанность привести доказательство его реальности.

Этот общий взгляд до настоящего момента все еще обнаруживается в фразеологии. Ничем не доказано, что было бы неудобно или значительно более трудно держаться на посту у Диссентиса или Амштега, чем на С.-Готарде, единственно потому, что последний на 3 000 или 4 000 фут выше, чем первые; напротив, примеры истории этой войны опровергают такую точку зрения. Конечно, С.-Готард, доступный для лошадей и вьючных животных, является перекрестным пунктом для дорог. С одной стороны, от него идут дороги на Кур и Альторф, с другой — на Бриг в Вадлисе, Домо д'Оссола и Беллинцону. Узел дорог в стратегии имеет, конечно, большое значение, но только тогда, когда эти дороги имеют значение сами по себе, т. е. если они ведут к объекту, имеющему прямое отношение к акту войны, и если есть армия, которую можно использовать в том или ином случае. Дороги на Домо д'Оссола и Беллинцону в качестве связи между обеими армиями не имели более для французов никакого значения, так как Итальянская армия отступила к Апеннинам; они могли бы иметь значение только в том случае, если бы французы проявили предусмотрительность, угрожая тылу союзной армии в Италии; но в данный момент они благоразумно отказались от такой цели, так как армия Массены в Швейцарии сама находилась под непосредственной угрозой. Дорога через Валлисскую долину находилась в руках инсургентов, но если бы она и была свободна, это не имело значения, так как существовали и другие дороги к перевалу Большой Бернар, являющийся в данный момент единственной ценной дорогой связи, а не только дорога через С.-Готард. Дорога через Криспальт на Кур вела в долину Рейна к австрийцам, дорога на Альторф — к армии Массены. Но, во-первых, обладание С.-Готардом никоим образом не означает захвата Криспальта, хотя и облегчает его; во-вторых, было бы преувеличением сказать, что Криспальт дает господство над долиной Рейна, вследствие чего мы возвращаемся к утверждению, что можно было иметь пост у Диссентиса или в каком-либо другом пункте с таким же результатом, как на С.-Готарде, и что французы могли охранять дорогу Массены от австрийцев и не стоя на С.-Готарде. Мы придерживаемся мнения, что после отступления Моро из Ломбардии С.-Готард не мог иметь значения как пункт, соединяющий обе армии; на возражение, что потеря С.-Готарда затрудняла связь обеих австрийских армий, мы ответим, что в Италию вели более короткие тропы через Юлиерберг, Шплюген и Бернардин, по которым вся армия Бельгарда и прошла без всякого затруднения.

Таким образом, мы считаем, что при положении дел в мае и июне обладание С.-Готардом не могло иметь никакого серьезного значения, если же оно и давало известную выгоду, заключающуюся в господстве над горными районами, то она была крайне незначительна, вследствие растянутости и маловажности этих районов. Действительно, в конце настоящей главы мы видели, что Массена отдает С.-Готард вместе с высоколежащими горными районами и посылает генерала Лекурба с его главными силами к северу от Фирвальдштедтского озера, не видя в этом никакой потери для себя. Теперь мы переходим к наступлению Массены на передовые австрийские войска 25 мая. Момент для наступления был вполне благоприятен, наступление было необходимо по системе внутренних линий^[17], и его скорее можно рассматривать как акт обороны, — тем не менее мы не можем оценивать операцию Массены с этой точки зрения. Мы не можем создавать себе никаких иллюзий; генерал, не думая о дальнейшем, намеревался отбросить австрийские передовые войска путем безопасного параллельного наступления. Мы не беремся судить, какое влияние могла оказать эта операция на общее положение. В донесении Директории^[*] он пишет:

«Последние движения противника и некоторые полученные мною сведения о сосредоточении войск на левом берегу Тура указывают на его намерение атаковать нас. Чтобы уничтожить его планы, я счел своим долгом его предупредить и дать приказ об общей атаке на этой линии с целью отбросить противника за реку».

Из этой мотивировки наступления едва ли можно понять, имел ли Массена в виду сражение или бой. Являвшийся его эквивалентом. Операция Массены кажется нам настолько нерешительной полумерой без определенной цели, что мы затрудняемся, к какого рода предприятиям ее можно отнести.

Далее из донесения генерала Массены мы видим, что демонстрацию переправы через Рейн, предпринятую эрцгерцогом 23-го и 24-го при помощи нескольких отрядов, он принимает, по-видимому, за первое наступление; мы видим, что 27-го он принимает бой по ту сторону Глатта, несмотря на намерение отступить в укрепленный лагерь под Цюрихом; наконец, 27-го генерал Тарро производит нападение на правый фланг эрцгерцога, стоявшего там также без всякого серьезного основания. Все это еще более подтверждает наше предположение, что генерал Массена, подобно простому дивизионному генералу, имел обыкновение действовать под минутным впечатлением и по вдохновению, а не по плану, имеющему в виду отдаленную цель.

Это отсутствие плана привело французского главнокомандующего к полному противоречию в момент последнего акта, именно во время сражения под Цюрихом. Мы уже сказали, что основания, заставившие Массену отступить 6 июня, заключались в ходе сражения 4-го; но это только наше предположение, исходящее из необходимости мотивировки; мотивы же, не известные вам, мы не можем считать действительными. По-видимому, это имело весьма значительные последствия. На укрепленной позиции многие месяцы велись работы, сражение же имело место более перед позицией, чем на ней: из этого, естественно, вытекает, что работы были не окончены или выполнены так неудовлетворительно, что лучше было бы на них не полагаться. Если же позиция была так слаба, почему Массена не перешел тотчас же через Лиммат? И как неубедителен должен быть мотив начать сражение на левом берегу Лиммата, если обстоятельства, совершенно ускользающие от пытливого взгляда историка, могли вынудить французского главнокомандующего к отступлению.

2001, Библиотека интернет-проекта «1812 год».