Когда Барклай де-Толли решил отступить с армией на московскую дорогу, он не мог сделать этого прямо, так как ему тогда пришлось бы идти четыре версты по правому берегу Днепра, подвергаясь расстрелу со стороны французов, занимавших левый берег. Поэтому он предпринял кружное движение: направился сперва по петербургской дороге, а потом стал выходит на московскую у селения Лубина. Между тем неприятель не терял времени даром и, наведя в ночь на 7-е августа мосты через Днепр, очутился на более коротком расстоянии от Лубина, чем русская армия, успешному движению которой мешала плохая окольная дорога, вдобавок перерезанная оврагами с речками, что особенно затрудняло проход артиллерии. Перед французами возникла заманчивая задача отрезать русской армии выход на московскую дорогу. И вот для исполнения ее устремились против наших войск корпуса Нея и Жюно, кавалерия Мюрата, и к ним впоследствии присоединился корпус Даву.

Но рассчеты французов не оправдались. Не доходя Лубина, они встретили отряд наших войск под начальством генерала Тучкова 3-го. Последний по собственному почину совершил вовсе не то движение, которое ему было назначено по диспозиции, а именно, выйдя проселками на большую дорогу, он вместо того, чтобы повернуть налево к Бредихину, обратился вправо, ближе к Смоленску, и загородил французам путь к Лубину. Перед Тучковым 3-м обрисовалась вполне определенная задача — удерживать неприятеля до тех пор, пока все корпуса русской армии не проследуют мимо Лубина, задача тем более трудная, что первоначально, когда Тучков только еще становился на позицию у Валутиной горы, его отряд насчитывал всего лишь 3.000 человек, каковое число впоследствии, через двукратный подход подкреплений, возросло до 8.000 человек. И тем не менее Тучков мужественно выдержал натиск неприятеля в количестве 20.000, чему способствовало умелое расположение сил в местности, природные условия которой помогали успешной защите с нашей стороны. На высотах стояли орудия, в кустарниках, обильно покрывавших собою берега речки Строгани, засели егеря. Наш артиллерийский огонь причинялъ неприятелю сильный урон, равным образом последний никак не мог справиться с егерями. Когда же пришлось отступить на другую сторону речки, поспешно разобрали, бывший на ней, единственный мост, чем воспрепятствовали атаке французской кавалерии. Между тем маршал Ней, правильно оценивая значение Лубина, употреблял неимоверные усилия, что бы отбросить за него отряд Тучкова, и с этой целью возобновлял одно нападение за другим, подкрепляя сражавшихся свежими силами.. Но и Тучков не остался в одиночестве. Когда на место действия прибыл Барклай де-Толли, он тотчас же приказалъ идти к Тучкову на помощь Коновницыну с дивизией и графу Орлову-Денисову с 1-м кавалерийским корпусом, последнему в особенности за тем, что бы воспрепятствовать атаке конницы Мюрата, имевшего намерение обойти наш левый фланг. Разумные, предусмотрительные распоряжения графа Орлова-Денисова и энергичные действия всех, находившихся под его начальством, кавалерийских полков привели к тому, что неприятель нигде не имел успеха, несмотря на неоднократно повторявшиеся им попытки атаковать. Столь же решительно действовали и пехотныя части, не допускавшие французов вперед, и наконец цель всего этого отважного предприятия увенчалась успехом: последние русские войска, под начальством Багговута и барона Корфа, благополучно вышли на большую дорогу. Дело было уже вечером. Сражение все еще продолжалось, ибо маршал Ней упорствовал в нападениях. Когда совсем стемнело, на наши войска внезапно и с большой стремительностью ударила дивизия Гюдена, но также без особого успеха, это было последним усилием со стороны французов и сражение прекратилось.

Искусный стратегически расчет наших военачальников, личная их храбрость, заразительно действовавшая на окружающих, доблесть и стойкость солдат, меткость артиллерийского огня, ожесточенность штыкового боя — все соединилось здесь для того, что бы дать перевес русскому оружию. Много помогло также несогласие в самый решительный момент, происшедшее между Жюно и Мюратом вследствие того, что тут не было Наполеона, который один мог связать действия своих подчиненных. Дело с нашей стороны омрачилось тем, что Тучков 3-й, ударивший в штыки на неприятеля с гренадерским полком, потерпел в этой схватке неудачу и сам, израненый, попался в плен. Но все-таки цель оказалась достигнутой: удержанный геройским сопротивлением русских, неприятель дальше не двинулся, и главные наши силы благополучно отошли по московской дороге.

Дело это было весьма кровопролитно. Мы потеряли от 5-ти до 6-ти тысяч человек, в то время как французы — около 9-ти тысяч. Погиб также французский генерал Гюден, с особым рвением кинувшийся в атаку на наши войска.

Воспроизводимая здесь картина этого боя хорошо передает жуткое настроение, создаваемое ужасами войны. Холмистая, поросшая лесом, тихая русская равнина, где незадолго перед тем царило спокойствие мирного крестьянского труда, вдруг превратилась в арену кровопролитного столкновения между людьми. Густой дым застлал всю окрестность, далеко по холмам покатился орудийный гром, затрещала перестрелка, посыпались ядра, засвистали пули, земля содрогнулась от топота несущихся коней и мернаго шага тысяч ног, пролилась кровь, смачивая почву, которая доселъ питалась лишь дождевой водой, да утренними росами, и стоны раненых, вздохи умирающих, понеслись к небесам. Смерть пожала обильную жатву... И все это только потому, что откуда-то из далекой, чуждой русскому страны пришел человек, которому мало было покорить Европу, ему казалось необходимым наступить пятою на пол-мирa. И в жертву этому одному человеку были обречены сотни тысяч, миллионы драгоценных жизней...