Вохна: двести лет спустя

Прошло уже довольно много лет с тех пор, как автор этих строк выпустил в свет сначала с помощью ныне уже несуществующего интернет-портала «Сибирь онлайн», а затем – с помощью московского интернет-проекта «1812» свои работы о событиях 1812 года в Вохонской волости Богородского уезда Московской губернии.

Автор, прекрасно осознавая свои ограниченные возможности и отсутствие профессионального исторического образования, ставил в 1990-е годы своей целью лишь обозначить новые подходы к освещению вопроса так называемой «народной войны» против вторгшейся в Российскую Империю армии Наполеона и показать на примере близкой ему Вохны, насколько далеки оказались мифы, распространявшиеся оплачиваемыми государством идеологами и добросовестными «первыми учениками», от реальных событий того времени.

У автора была некоторая надежда на то, что тема будет развита отечественными историками. Работать с архивным источниками в век компьютерных технологий, казалось бы, стало проще.

Между тем, дальше довольно-таки оголтелой критики советской историографии вопроса, дело у них, в целом, не пошло.

Можно, конечно, ни в грош не ставить, например, идеолога позднесталинских времён Н.Ф. Гарнича, но ведение в 2000-е годы вроде бы научной полемики языком ростопчинских афишек вызывает недоумение. Между тем, недавние сочинения столь разных людей, как С.А. Тепляков^[1], Е.Н. Понасенков^[2], А.И. Попов^[3] написаны весьма вульгарным слогом. Статьи о Г.М. Курине и Е.С. Стулове в новейшей российской энциклопедии «Отечественная война 1812 года»^[4] по-прежнему содержат элементы старого пропагандистского мифа. Интернет-проект «1812», национального масштаба роль которого в сохранении памяти о событиях той эпохи невозможно переоценить, порадовал публикацией ссылки всего на одну действительно интересную и оперирующую новыми данными работу о крестьянах, оказавших организованное вооружённое сопротивление неприятелю – Семенищева Е.В. «Можайский крестьянин Кондратий Кондратьев – герой лубка и историческая личность»^[5].

Картина выглядит тем печальнее, что совсем немного времени отделяет Россию от двухсотлетнего юбилея грандиозной эпопеи Двенадцатого года.

Но, к счастью, мир велик и разнообразен.

В 2004 г. издательство Йельского университета (США) опубликовало новый труд известного английского историка, профессора Ливерпульского университета Чарльза Исдейла «Сражаясь с Наполеоном: гверильясы^[6], бандиты и авантюристы в Испании 1808-1814 гг.»^[7].

В свою очередь, августовский, 2010-го года, номер английского журнала «BBC History» сообщил, что испанскими специалистами ведётся проект по изучению так называемой «народной войны» против наполеоновского владычества на Иберийском полуострове^[8].

Естественным образом, новая работа Ч. Исдейла вызвала полемику в научных и популярных исторических журналах, в частности, в «Канадском историческом журнале»^[9] и др.

О чём же и на основании каких данных пишут британский и испанские историки?

Их выводы весьма созвучны тем, что были сделаны автором применительно к событиям 1812 года в Вохне, но степень обобщения, естественно, выше, поскольку опираются они на огромный изученный ими свод данных из архивов Испании, Великобритании, Португалии, Франции, и рассматриваются ими эти данные в совокупном контексте социальной, политической и военной истории.

С цифрами в руках выяснено, что военное значение деятельности гверильясов не столь велико, как это считалось ранее.

К раздутию мифа о решающей роли «народной войны» в поражении Наполеона в Испании за почти 200 лет приложили руку многие испанские историки, писатели и публицисты националистической ориентации. В России уподобление крестьян-партизан их испанским современникам было общим местом дворянской и, впоследствии, любой национально-патриотической публицистики.

На самом же деле, как оказалось, лишь 19% безвозвратных потерь наполеоновских войск в Испании были вызваны действиями иррегулярных формирований. Около 50% потерь было нанесено оккупантам регулярной испанской армией – «неудачливой, но старательной»^[10] – и оставшиеся 30% – регулярными британскими и португальскими частями. В 1812-1814 г. на юге Испании гверильясы истребили всего около 3000 военнослужащих неприятеля. В целом, гверильясы были самой небольшой и наименее эффективной частью сил, нанесших Наполеону поражение на Иберийском полуострове^[11].

Исследование Ч. Исдейла показывает, что гверильясы были смесью профессиональных разбойников, армейских дезертиров, скрывающихся от мобилизации во французскую или испанскую армии лиц, обезземеленных собственным испанским правительством крестьян и просто крестьян, вынужденных обратиться к партизанским методам ведения войны, зачастую перемешанными с тривиальным бандитизмом, из-за коллапса экономики, вызванного наполеоновской оккупацией. К ним примыкали частные армии, создававшиеся из самой разнообразной публики «полевыми командирами» тех лет – испанскими и иными авантюристами, в числе которых, например, мы видим даже некоего шотландца Джона Дауни. Этот предприимчивый офицер сумел убедить одновременно британское и испанское командование в наличии у него высокопоставленных покровителей в обеих армиях – и отправился в поход на французов со своими наряженными конкистадорами 16-го века сподвижниками. Ему повезло – он остался жив, получил за свои подвиги испанское подданство и окончил жизнь, занимая мирную и доходную должность управляющего дворца испанского короля в Севилье.

Иные из таких «частных» армий включали в свой состав французских же пленных, которым предлагалось или воевать против своих, или быть немедленно убитыми, зачастую мучительной смертью. Число таких «гверильясов» достигало нескольких тысяч человек.

Желание спасти свою жизнь, личные амбиции и желание поправить собственное материальное положение, в целом, были безусловно более высокими приоритетами для всех этих очень разных людей, нежели национальный испанский или даже местный патриотизм.

В сельских районах юга Испании, как пишет Ч. Исдейл,  деятельность гверильясов способствовала огромному росту преступности.

Там же, где простое крестьянство не подвергалось насилию со стороны оккупантов, впрочем, старавшихся как-то наладить жизнь в стране (французами принимались меры в области общественного здравоохранения, по раздаче питания беднякам, по организации рабочих мест), «остервенения народа» попросту не было. В этих местностях крестьяне даже выдавали соотечественников-гверильясов французам.

Самое же серьёзное организованное народное сопротивление оказали и самых выдающихся вожаков его в 1808-14 гг. выдвинули провинция басков и Наварра на севере Испании. Объясняется это просто: там людям было, что терять. Их населяли зажиточные крестьяне-землевладельцы, свободные от оброка сеньорам, и не находившие никакой для себя выгоды в земельной реформе, которую пытались провести французские власти. Удельный вес более-менее состоятельного класса среди гверильясов оказался, согласно обработанным Ч. Исдейлом данным, выше, чем в целом по стране.

В свою очередь, новая хорошо фундированная книга профессора истории Лондонской Школы Экономики Д. Ливена (потомка российских дворян Ливенов, среди которых было несколько заметных персонажей эпохи наполеоновских войн) «Россия против Наполеона»^[12] расставляет, наконец, точки над «и», чётко определяя русских партизан 1812-13 г.г., как формирования профессиональных военных, возглавляемые кадровыми офицерами.

Д. Ливен совершенно справедливо, не перенося позднейших определений на более раннюю историческую эпоху, отличает их от русских крестьян, оказывавших вооружённое сопротивление неприятелю – фуражирским отрядам. Основным мотивом к вооружённому выступлению у крестьян был, по ливеновскому определению, «малый патриотизм»^[13], связанный с защитой своего дома и семьи от грабителей-иностранцев. Английский историк отмечает, что во многих случаях инициатива крестьян не была спонтанной, поскольку координировалась ополчением, находившимся под командой губернского дворянства, и властями^[14].

Мы можем с удовлетворением констатировать, таким образом, что сделанный нами уже довольно давно анализ событий 1812 года в Вохне, а также и более поздние размышления автора о судьбе Г.М. Курина и его современников и сподвижников не противоречат основанным на анализе гораздо более объёмного массива данных новейшим трудам историков, занимающихся, в частности, проблемой комплексного рассмотрения темы «народ в эпоху наполеоновских войн» и успешно противостоящих «историческому мифотворчеству».

Мы также можем с огорчением отметить, что сопоставимых по масштабу и глубине проникновения в тему изысканий в России не наблюдается.

В 1994 году автор предложил установить в Павловском Посаде – историческом центре Вохонской волости – памятный знак в память солдат Великой Армии. Географически, эта волость (точнее, правый берег реки Большая Дубна) остаётся самой восточной точкой проникновения наполеоновских войск в толщу Евразии. 

Это была героическая эпоха и, возможно, последняя на Земле война, когда воюющие стороны ещё обладали способностью испытывать чувство если не стыда, то неловкости за нарушение джентльменских правил её ведения.

Поэтому есть смысл поставить в год двухсотлетия ещё один памятник этому времени и этим людям. На лицевой его стороне могут быть размещены обычные высокопарные слова по-русски и по-французски насчет «крайнего восточного предела» и так далее.

Но на тыльной грани надо написать просто и по-русски: «Здесь кончилась французская война».

Так сказала старая павловопосадская женщина о своей земле и о своих предках в давнем уже 1993-м году.

И так оно и было.

20 сентября 2010 г.