Начало июня

Продвижение корпусов «Великой армии» в конце мая на восток обратило на себя внимание русского командования. 1 июня Барклай приказал Витгенштейну сосредоточить его корпус в районе Кейдан, а Багратиону направил повеление императора перейти с главными силами 2-й армии к Волковыску. При этом 6-й корпус вновь должен был расположиться еще севернее – между Ойшишками и Василишками.

Ранее это пространство являлось частью левого крыла 1-й армии – в последнем пункте находилась главная квартира 4-го пехотного корпуса (в первом – 11-й дивизии, в Щучине – 23-й). И к 1 июня передовые посты войск П. А. Шувалова все еще располагались от Олиты до Гродно, и далее по реке Лососне. Но затем по распоряжениям Барклая и его начальника штаба 4-й корпус тоже будет перемещен в северном направлении – в район Олькеник.

3 июня войска Багговута двинулись к Янову, перешли Вилию и далее следовали вверх по ее течению до Оржишек, где возвратились на правый берег по устроенному плавучему мосту. Из своей окончательной позиции между Свентой и Вилией с левым флангом возле этого моста 2-й пехотный корпус должен был, по замыслу, иметь удобную возможность подкрепить как войска Витгенштейна, так и Тучкова.

Багратиону было предписано не давать противнику «ни малейшего повода к неприязненным действиям», а если все же придется обороняться, то в случае превосходства неприятеля в силах избегать сражения с ним и отступать в глубь своей территории.

Получив эти указания, главнокомандующий 2-й армией решился 6 июня обратиться к самому императору и писал ему: «Я не смею обременять Ваше Императорское Величество исчислением невыгод от ожидания нападения, но по свойству Твоего народа, по известной храбрости в нем при нападении, и унынию в другом случае, и по вниманию к тому, что частыми движениями и не всегда выгодным расположением в квартирах изнуряются и уменьшаются силы войск, приемлю смелость думать, что гораздо бы полезнее было, не дожидаясь нападения, противустать неприятелю в его пределах»^[27].

В тот же день, вероятно, после получения новых сведений о противнике, Барклай писал Багратиону в отношении № 252: «Государь император, известясь, что неприятель устремляет все свое ополчение на центр нашей 1-й Зап. арм., и поэтому повелеть соизволил сколь возможно сосредоточить и наши военные силы. Вследствие сего вашему сиятельству Высочайше повелевает: чтоб по получении сего тотчас приказать изволили 6-му корпусу, 3-й кавалерийской и 2-й кирасирской дивизиям занять места по прилагаемому расписанию…»^[28].

А Платову было приказано перейти из района Белостока к Гродно. И 9-го казачий атаман выступил туда с семью полками, оставив еще один в Белостоке.

Позднее все войска обсервационного корпуса (7-я и 24-я пехотные дивизии с конницей П.П. Палена) будут подчинены не Багратиону, а Барклаю. Впрочем, уже после решения переместить их в район между Ойшишками и Василишками они фактически становились левым флангом 1-й армии. И Багратион, по-видимому, нисколько не заблуждался на этот счет, полагая 13 июня, что данное соединение «едва ли» принадлежало существенно ко второй армии. Кроме того, его планировали усилить упоминаемой в отношении № 252 2-й кирасирской дивизией, но в конечном итоге этого не произошло.

В своем III письме Беннигсен, описывая дислокацию русских войск к началу кампании, делает следующее замечание: «Шестой корпус под начальством генерала от инфантерии Дохтурова принадлежал к составу 2-й армии, но, так как первая армия, безусловно, должна была быть усилена, то император, по моему о том представлению, приказал Дохтурову стать с его корпусом в Солешниках, на большой дороге из Вильны к г. Гродно, в расстоянии шести миль от Вильны». При этом Беннигсен «почему-то» умалчивает о войсках Шувалова, а в следующем письме он сообщает, что сделал свое «представление» относительно 6-го корпуса, когда тот находился в Лиде^[29]. Однако именно там и дислоцировалось это соединение к началу военных действий.

Витгенштейн сначала предполагал назначить сборные места «главного корпуса» в Ераголах, а авангарда – в Россиенах, но затем, усмотрев, что «неприятель свои силы более направляет к центру», сосредоточил основную часть войск у Кейдан, все же оставив в Россиенах небольшой обсервационный отряд.

На схеме 3 изображены перемещения русских войск с 1 июня и их финальная дислокация к 12 июня (на уровне корпусных штабов). Путь отступления 1-й армии показан для всего этого соединения в целом – от Вильно к Дрисскому лагерю. Что же касается деталей, то находившийся на крайнем правом крыле 1-й пехотный корпус должен был отходить через Вилькомир, Уцяны и Казачизну на Солок, 2-й – на Колтыняны, 3-й и 4-й – через Вильно на Свенцяны, а левофланговый 6-й – на Кобыльники. 1-му резервному кавалерийскому корпусу предписывалось отступать к Полуше, 2-му – прибыть в Константинов.

В. И. Харкевич писал об этом следующее: «В главной квартире императора Александра была оценена опасность, которой подвергалась 1 армия в случае переправы Наполеона через средний Неман и быстрого движения на Вильну, удаленную от среднего Немана всего на 100 верст. Ввиду этого, по предложению Фуля, было решено с началом отступления постепенно сосредоточивать войска, отводя их на линию Солоки – Колтыняны – Свенцяны – Кобыльники»^[30].

Движение соединений к этой линии предполагалось осуществить таким образом, чтобы одно из них не создавало опасности другому, и поэтому их командиры могли действовать «только по получении соответствующего приказания». Исключение было сделано лишь для Витгенштейна в силу большой удаленности его корпуса. Он мог начать отступление самостоятельно, если бы перед ним оказался слишком сильный противник, или при получении известий о том, что пехота Багговута покидает свои исходные позиции.

Однако, несмотря на все принятые в начале июня меры, к моменту неприятельского вторжения войска 1-й армии продолжали занимать весьма обширное пространство от Кейдан и Россиен до Сморгони и Лиды, и расстояния, например, между 1-м и 2-м пехотными корпусами, 2-м и 3-м, 4-м и 6-м оставались значительными. В то же время гвардия была слишком удалена, чтобы при необходимости оказать поддержку правому крылу и центру, и относительно быстро прийти на помощь войскам Витгенштейна и Багговута могла лишь конница Уварова.

Организовать же скоординированный отход корпусов предполагалось на довольно протяженном пути и в условиях наступления неприятеля, который мог, разумеется, не только воспользоваться, например, допущенной ошибкой или каким-то сбоем, но и сам своими активными действиями пытаться упредить или отрезать какую-то часть 1-й армии. И наибольшая угроза в этом отношении возникала для корпусов Витгенштейна и Дохтурова, если бы противник нанес сильные и стремительные удары, соответственно, против войск правого фланга (в частности от Ковно на Вилькомир) и в направлении на Вильно и далее на восток.

В упомянутом выше рапорте императору от 6 июня Багратион писал:

«1) Настоящее расположение армии довольно растянуто, чтобы при намерении неприятеля всеми силами нанести удар одной из них можно было вовремя воспользоваться подкреплением от другой.

3) В то время, когда аванпосты наши удостоверятся в сближении армии неприятельской к границам, она, без сомнения, удвоит быстроту маршей и застанет нас ежели не на своих местах, то поспешит воспрепятствовать соединению нашему прежде, нежели мы найдемся в способах воспользоваться оным».

Хотя Багратион не обладал всей информацией, но с этими его замечаниями трудно не согласиться. И в последующие пять дней до начала военных действий принципиально ничего не изменилось.

Как указывает Харкевич, именно Фуль предложил «постепенно сосредоточивать» войска Барклая, «отводя их на линию Солоки – Колтыняны – Свенцяны – Кобыльники». Но в соответствии с его планом такое расположение 1-й армии могло быть только временным, поскольку в конечном итоге ей следовало занять укрепленную позицию на Западной Двине. И, например, Витгенштейн имел представление о том, что от Солока его корпус может быть направлен либо к Динабургу, либо к Дриссе. Поэтому, собственно говоря, ему и были отправлены «все планы и описание дорог» от Вилькомира к этим пунктам. А Дохтуров, докладывая 16 июня императору о выступлении его войск на Кобыльники, вместе с тем сообщает, что «по первому предписанию» они должны идти «до города Дисны».

Багратион расположил остававшиеся фактически в его подчинении два пехотных и один кавалерийский корпуса достаточно компактно. И согласно направленным ему инструкциям в случае превосходства неприятеля в силах он должен был отступать сначала за реку Щару, затем к Новогрудку и далее либо на Минск и Борисов, либо в более северном направлении «для соединения в случае надобности обеих армий или частей их».

Однако в последнем варианте войскам Багратиона пришлось бы, в сущности, догонять идущую к «свенцянской» линии 1-ю армию. А поскольку первоначально они находились приблизительно вдвое дальше от Вильно, чем 6-й пехотный корпус, то, соответственно, для них возникла бы намного большая опасность подвергнуться фланговому удару неприятеля, наступающего от среднего Немана, а также быть совершенно отрезанными от войск Барклая.

Впрочем, соединение двух армий, причем вскоре после начала кампании, в плане Фуля, как известно, не предусматривалось, и, возвращаясь к нему, заметим, что произошедшие весной и в июне изменения в составе и дислокации войск на западной границе имели для замысла немецкого стратега, бесспорно, большое значение.

Прежде всего, общая численность 1-й и 2-й армий стала значительно меньше запланированной, и, даже собрав только 250 тысяч солдат, Наполеон имел бы довольно солидное превосходство в силах. А, имея в своем распоряжении 300-350 тысяч солдат, он, очевидно, мог создать серьезную угрозу обеим русским армиям.

Если бы свой главный удар французский император нанес по 2-й армии, то Багратиону, естественно, оставалось бы лишь стараться избежать этого невыгодного столкновения. Однако в случае нападения основных сил неприятеля на 1-ю армию Багратион, тем не менее, мог оказаться в намного более опасной ситуации, поскольку по «фулевскому» плану его небольшое соединение должно было при данных обстоятельствах наступать, действовать во фланг противнику и т.д.

Вместе с тем уже в самом начале войны Фуль настаивал на том, чтобы войска Барклая быстро отходили к своему укрепленному лагерю у Дриссы, вследствие чего у неприятеля появлялась возможность занять Вильно и затем уже совершенно беспрепятственно продвигаться в юго-восточном направлении. И тогда даже если бы 2-я армия вместо активных действий, напротив, отступала на Борисов, то велика была вероятность того, что противник сможет опередить эту армию у Минска, угрожая ей в дальнейшем окружением.

В письме Чичагову от 7 (19) июня Александр I позволяет уступить туркам пушки и знамена «только, когда союз наступательный и оборонительный будет подписан и ратификован». Он также предписывает адмиралу быть готовым «по первому приказанию» «начать действовать со стороны Боснии» и сообщает ему, что, по заявлениям «венского кабинета», лишь крайняя необходимость заставила Австрию вступить в союз с Наполеоном. Но она будет действовать только с условленными против России 30000 человек, и если не будет атакована с других сторон, «то война будет только на одном пункте», и Австрия ручается за спокойствие на других участках общей границы, «обязываясь не двигать большие массы сил своих».

Полагая, что с этой империей следует действовать «осторожно», Александр I в военном отношении ограничил круг возложенных на Чичагова задач поддержкой армии Тормасова и диверсией «через Боснию и французскую Далмацию».

11 (23) июня российский император ратифицировал Бухарестский мирный договор с Турцией. А через два дня, когда военные действия уже начались, он пишет Чичагову, что теперь у него «руки развязаны для диверсии», но тут же добавляет: «лишь бы только вы могли устроить ее с Портою». И далее, предлагая адмиралу одновременно с этим походом «к стороне Далмации» направить часть сил к Могилеву (на Днестре) или Хотину для помощи Тормасову, он указывает, что «сначала нужно быть более меня уверенным в окончательном решении турок»^[31].

Таким образом, в самом начале кампании Александр I не отказался от Далматинского проекта, не утратив при этом окончательно надежд на заключение военного союза с Турцией, но считая, что «нужно поступать осторожно с Австрией, чтобы не сделать из нее врага более опасного», чем она тогда являлась. Следует также заметить, что к 13-му император, видимо, уже ожидал получить известия о ратификации султаном Бухарестского договора, и выражает беспокойство по поводу их отсутствия.

Пребывая в Кенигсберге до 4 (16) июня, Наполеон, как и ранее из Данцига, продолжал отдавать распоряжения своим военачальникам. Едва приехав в столицу Восточной Пруссии, он приказал Мюрату выступить из Гумбинена 4 июня и через два дня перенести свою главную квартиру в Вильковишки, направив дивизию Брюйера в сторону Ковно и Прен. Штабы 2-го и 3-го корпусов кавалерийского резерва предписывалось расположить 5-го, соответственно, в Калварии и Олецко, а их легкая конница должна была действовать в направлениях на Олиту, Мереч и Гродно.

В целом инструкции французского императора для левофланговой группы войск выполнялись довольно точно, почти без каких-либо отклонений. И, например, в полном соответствии с ними 8 (20) июня главная квартира Даву находилась в Вильковишках, корпус Нея подошел к Калварии, а дивизии Удино достигли Гумбинена.

Во время движения к российским границам войска этой группы испытывали различные затруднения, но значительно больше проблем возникло у соединений Богарне и Жерома. Так, еще 29 мая Наполеон получил от первого из них известие о том, что 4-й армейский корпус может прибыть к Растенбургу лишь существенно позднее запланированного срока.

Правда, уже через пять дней сам Богарне находился в этом городе, и согласно последним распоряжениям императора 8 июня он с 4-м корпусом должен быть в Олецко, баварцы – в Лыке, а конница Груши – в Сейнах. Но затем на пути в Инстербург Наполеон заметил, что у войск центра могут возникнуть большие затруднения со снабжением, и поэтому 5 июня приказал их командующему остановиться и собрать все его войска (т.е. 4-й корпус) у Растенбурга в течение следующих двух дней. Дальнейшие решения он предполагал принять после получения сведений об имевшихся у них запасах хлеба.

В письме Богарне от 3 (15) июня Наполеон сообщает весьма важную информацию – свои представления о составе и дислокации сил противника. По его мнению, Витгенштейн с тремя дивизиями находился против Юрбурга, Тильзита и Мемеля, остальные 4 дивизии Барклая вместе с гвардией могли быть расположены от Ковно до Олиты, еще 4 дивизии под командованием Эссена – между Меречем и Гродно, а армия Багратиона – у Бреста и Белостока^[32].

Хотя французский император заблуждался относительно состава обсервационного корпуса Эссена, он, тем не менее, достаточно верно предполагал, что к началу войны от Ковно до Гродно будут дислоцированы 8 пехотных дивизий. Но, как нетрудно заметить, он значительно ошибался в расположении корпуса Витгенштейна и армии Багратиона. И, как уже отмечалось, ему не было известно о том, что почти половина последнего соединения осталась на Волыни.

Далее в том же письме раскрывается главный замысел – перейти Неман с основными силами (гвардия, 1-й, 2-й, 3-й армейские корпуса, а также 4-й и 6-й) между Ковно и Олитой по наведенным одновременно четырем или пяти мостам, далее быстро наступая на Вильно. Таким образом, эта масса войск должна была перейти реку не ниже Ковно, используя при этом довольно удаленное положение корпуса Витгенштейна, а на том участке границы, против которого, предположительно, располагались основные силы Барклая.

Следует заметить, что здесь уже явно не идет речь о выигрыше двенадцати – пятнадцати переходов в направлении к Петербургу или даже о том, чтобы, наступая, оказаться значительно севернее противника, правый фланг которого находился у Ковно.

Тем не менее, главные силы «Великой армии» сосредоточивались против этого фланга неприятеля, т.е. подчиненных непосредственно Барклаю 4-х пехотных дивизий и гвардии. Правда, немаловажное обстоятельство заключалось в том, что южнее на небольшом расстоянии находились еще 4 дивизии Эссена. Однако Наполеон намеревался сконцентрировать с учетом войск Богарне 16 пехотных дивизий (которые в большинстве случаев были крупнее русских), французскую и итальянскую гвардию, а также многочисленную кавалерию из состава армейских корпусов и резерва Мюрата.

Богарне также был уведомлен о том, что от Олецко его группа будет направлена в зависимости от ситуации или к Калварии, или к Сейнам, т.е. продвигаясь в последнем случае ближе к Меречу и Гродно.

В письме Жерому от 3 (15) июня французский император не видит необходимости в каких-либо новых инструкциях^[33]. Вместе с тем вестфальскому королю предписывалось 8-го перенести его главную квартиру в Новогрод, что вполне совпадает с приказами еще от 29 мая – о движении 5-го и 8-го армейских корпусов на северо-восток. Тогда по расчетам Наполеона они должны были расположиться у Новогрода 6 июня. И, таким образом, теперь Жерому следовало перенести туда свой штаб только на два позднее.

Как полагают многие историки, данное письмо содержит очень важную информацию о плане действий против армии Багратиона или даже обо всем операционном замысле. Так, Наполеон отчетливо понимал, что, перейдя Неман и наступая затем на Вильно, он тем самым «подставит» свой правый фланг 2-й русской армии, если она, конечно, будет идти на север, например, от Бреста к Гродно и далее. И для противодействия этому войска Жерома должны были «следовать близко».

Стремление отделить армию Багратиона от остальных сил противника сформулировано в письме достаточно ясно. И если бы это удалось сделать, и появилась бы возможность нанести ей удар во фланг с севера, то и вестфальскому королю следовало быть готовым атаковать ее в то же самое время.

О чем свидетельствуют намерения французского полководца в его указаниях от 3 (15) июня совершенно определенно?

Первый по времени и очень мощный удар наносился по тем русским войскам, которые находились между Ковно и Олитой, а также, возможно, между Меречем и Гродно. При этом заметим, что если бы началось многодневное противоборство с этими войсками, то Наполеон вряд ли бы из него вышел, не поставив победной точки.

Вместе с тем он продолжал считать соединение двух русских армий невыгодным для себя и, соответственно, стремился помешать этому. И если бы войска Багратиона, двигаясь на север, все же не успевали присоединиться к армии Барклая, то через некоторое время они подверглись бы двойному удару, нанесенному какой-то частью главных сил и правофланговой группой. Причем этой группе, как указывалось в письме к Богарне, предписывалось идти вслед за Багратионом из Новогрода через Белосток.

Однако на следующий день Наполеон приказал Жерому (через Бертье) действовать в данной ситуации таким образом, чтобы находиться всегда ближе к левому флангу, чем Багратион к Вильно. А корпус Понятовского император желал направить к Иоганисбургу, чтобы он смог прибыть к «пункту переправы, который будет между Олитой и Ковно», ранее 2-й армии противника^[34].

К этому моменту Наполеон все еще не имел сведений о том, куда идет эта армия, и просил написать вестфальскому королю, что ожидает их «с нетерпением». И отсутствие этой важной информации, конечно же, значительно затрудняло принятие оптимальных решений, касающихся войск правого крыла.

Было сложно судить не только о том, достаточно ли «близко» следуют 5-й и 8-й армейские корпуса, но и том, какие силы необходимо оставить для защиты Варшавы. Так, 4 июня 7-й корпус Рейнье был направлен к Седльце, где он как раз и должен был прикрывать польскую столицу. Там его должен был сменить австрийский корпус Шварценберга (причем, предположительно, 13 (25) июня), а саксонцы следовали далее на правый берег Буга, к Броку, чтобы составить правый фланг Жерома. Непосредственно в Праге и Модлине оставались только незначительные силы.

Тем не менее, «главная инструкция», данная Наполеоном генералу Рейнье, заключалась в том, чтобы «всегда прикрывать Прагу и Варшаву». И, по сути дела, та же самая задача до окончательного выяснения обстановки возлагалась и на намного более крупный корпус Шварценберга.

3 июня французский император отправил также инструкции Даву. Маршал должен был 8-го собрать весь свой корпус в районе Вильковишек. Помимо этого ему сообщалось, что боевые действия, вполне возможно, начнутся 10 – 11 июня, и это будет в двух переходах далее к востоку. О той же предположительной дате начала кампании были уведомлены Богарне и Жером.

Что касается крайнего левого фланга, то 1 июня Наполеон повелел сосредоточить прусские части 10-го армейского корпуса в Тильзите, а 7-ю пехотную дивизию – в позиции против Юрбурга (где, напомним, по его мнению, находилось левое крыло корпуса Витгенштейна). Однако до начала кампании эти войска должны были соблюдать меры предосторожности, и, например, непосредственно к Неману выдвигались только форпосты.

В свою инспекционную поездку в Данциг и Кенигсберг французский император отправился 26 мая, а завершилась она 4 июня. На следующий день он прибыл в Велау, следуя далее через Инстербург в Гумбинен. Оттуда 7-го он приказал Богарне продолжить свое движение на Олецко и Сувалки так, чтобы в конечном итоге потерять только один день. Иными словами, в первый пункт 4-й армейский корпус должен был прибыть 9 (21) июня. И затем ему было предписано сосредоточиться 11-го у Калварии, а 6-му армейскому корпусу – между этим пунктом и Сувалками.

Тогда же (8-го) Наполеон сообщил Даву, что главная переправа через Неман будет устроена возле Ковно по причине слияния там двух рек и меньшей удаленности этого пункта от Тильзита, откуда предполагалось получать различные запасы. Однако в силу того, что армия была слишком велика, император считал необходимым еще навести мост несколько южнее – в Пренах. Там, по его замыслу, должна была форсировать реку достаточно большая часть армии – 3-й армейский корпус и вся центральная группа под командованием Богарне.

С этой целью он направил в Мариамполь отряд инженеров, имевший все необходимые средства для сооружения моста длиной в 60 туазов. Этот отряд поступал в подчинение маршалу Нею, которому предписывалось перейти со своим корпусом 9 июня из Калварии в Мариамполь. А войска Богарне, таким образом, могли воспользоваться уже устроенной переправой.

Инструктируя Даву, Наполеон писал о необходимости максимально соблюдать скрытность. И в дальнейшем он настоятельно требовал от своих военачальников, чтобы до начала военных действий со стороны противника нельзя было заметить какого-либо необычного движения, артиллерии, тяжелой конницы и особенно пехотинцев.

8 июня французский император отдал приказ своему брату (который все еще находился не в Новогроде, а в Пултуске) о выступлении польского армейского корпуса 10 июня на Августово, а вестфальского – на Райгрод днем позже. Причем первый должен был прибыть в пункт своего назначения только 13 (25) июня, а второй начинал движение уже после объявления Францией войны.

7-й армейскому корпусу предписывалось, не дожидаясь подхода к Седльце войск Шварценберга, идти 11 (23) июня к Броку. Правда, Рейнье следовало оставить бригаду для прикрытия первого пункта. В случае начала русского наступления до того, как австрийцы успеют прибыть к Седльце, эта бригада должна была отступить к Праге и Сероцку, а остальные силы саксонцев – к Пултуску и Остроленке. Хотя такое развитие событий Наполеон считал маловероятным.

В случае же отсутствия какой-либо угрозы Варшаве вестфальский король смог бы отдать приказ 7-му корпусу приблизиться к Белостоку и Гродно в предположении, что движения его соединений и всей армии вынуждают и противника возможно быстрее перемещать войска с левого крыла (т.е. 2-ю армию) к Вильно.

Несколько иные инструкции были направлены Шварценбергу. В частности ему сообщалось, что к моменту его прибытия в Седльце 13-го генерал Рейнье будет в Сероцке. И тогда, если неприятель начнет наступление из Бреста на Варшаву, Шварценберг мог бы пойти к Праге, Модлину и Сероцку и, соединившись там с саксонцами, далее либо атаковать более слабого противника, либо обороняться, используя удобную позицию.

Наполеон также желал известить австрийского генерала о том, что после начала военных действий наступление левого крыла «Великой армии» заставит неприятеля ускорить переброску своих сил с юга на север. И тогда Шварценберг мог бы договориться с генералом Рейнье, чтобы идти либо через Белосток, либо через Брест вслед за противником, не теряя при этом из виду, что его главной задачей является защита Варшавы и Модлина.

В свой последний день пребывания в Гумбинене французский император ориентировал Мюрата, Даву и Нея, что приказ о форсировании Немана может быть отдан в полдень 11 (23) июня. И в соответствии с его распоряжениями 1-й армейский корпус и отряд инженеров для наведения мостов (l'equipage de pont) должны были сосредоточиться возле Ковно ранним утром этого дня, но на некотором расстоянии от Немана, чтобы неприятель не смог их обнаружить. Маршалу Даву предписывалось быть готовым начать наступление сразу после форсирования реки всеми его войсками.

Маршал Ней получил приказ 10 июня расположить свой корпус, тоже соблюдая скрытность, в трех лье позади Прен. В район между этим пунктом и Мариамполем должен был прибыть днем позже и 3-й корпус кавалерийского резерва.

Извещая Богарне о движении последнего соединения, Наполеон пишет ему, что военные действия начнутся 12 (24) июня. И, видимо, хорошо понимая, что даже по его расчетам 4-й армейский корпус днем раньше достигнет только Калварии, он все же, в сущности, просит Богарне идти настолько быстро, чтобы по возможности прибыть 12-го как раз в район между Мариамполем и Пренами, и далее перейти Неман по уже подготовленному инженерами Нея мосту^[35].

Торопил Наполеон и Жерома в движении польских войск на Августово. Он также приказал направить к Гродно сильный авангард, составленный из легких войск, вместе с инженерами для сооружения мостов и уведомлял своего брата, что, возможно, отдаст приказ двинуть к этому городу все его силы.

Он также подчеркивал, что далее находившиеся под непосредственным командованием Жерома войска будут действовать неразрывно с армией, и в частности против Багратиона – в зависимости от того, какую его армия займет позицию. Если она все же перейдет в наступление и двинется на правый фланг вестфальского короля, тот изменит свою операционную линию на Кенигсберг. Генерал Рейнье, следуя данной ему «главной инструкции», будет находиться со своим обсервационным корпусом у Брока или Острова, а австрийские войска, прибыв к Седльце, тоже будут прикрывать Варшаву и наблюдать за действиями Багратиона. В противном случае, как только войска короля достигнут Гродно, 7-й армейский корпус сможет двинуться на Белосток^[36].

В дальнейшем в месте главной переправы у Понемуня Неман форсируют все войска левофланговой группы, включая 3-й армейский корпус. Причем, по свидетельствам очевидцев, двигавшиеся последними гвардейские части перешли на восточный берег не позднее 14 (26) июня. И, по распространенной версии, только через четыре дня после этого на российскую территорию вступила пехота 4-го армейского корпуса (легкая кавалерия – днем раньше). А передовые войска Жерома заняли Гродно приблизительно в то же время – 17 (29) июня.

Такая значительная задержка этих групп была, конечно, не случайной. Прежде всего, у них возникли серьезные проблемы со снабжением и транспортным обеспечением. И, убедившись в этом лично, Наполеон приказал Богарне приостановить свое движение, а распоряжение о его возобновлении было отдано двумя днями позднее. Далее от Растенбурга к Олецко, а затем к Калварии 4-й армейский корпус шел форсированными маршами, вследствие чего вновь отстали обозы и т.д. Заметим также, что ранее в Калварии и в других пунктах на пути к переправе находился корпус Нея.

Помимо этого, войска указанных групп двигались по довольно плохим дорогам, и, по воспоминаниям участников «русского похода», еще 12 июня погода начала портиться, а затем при заметном похолодании дождь стал сильным и непрерывным, что, несомненно, создало дополнительные трудности на финальном отрезке пути к Неману и далее.

Наконец, в данных обстоятельствах перед Жеромом была поставлена довольно сложная задача и в военном отношении, поскольку практически до самого последнего момента он получал указания на случай возможного наступления армии Багратиона. И все это требовало от него неплохих и административных, и военных способностей. Однако вестфальский король ими не обладал, считая в то же время себя, прежде всего, не подчиненным Наполеона, а его братом.

Выразил свое недовольство французский император и действиями Богарне, узнав 20 июня (2.7), что накануне 4-й армейский корпус все еще находился у Немана. А через два дня критиковал командующего центральной группой за то, что он не предпринимает необходимых шагов, когда изолирован и не имеет возможности оперативно получать из главной квартиры новости и приказы.

К 12 июня для перехода Немана у Понемуня были сосредоточены войска Даву, Удино и Нея, вся гвардия, а также 1-й и 2-й корпуса кавалерийского резерва, находясь к тому моменту на различном удалении от этого пункта. Их наступление мог поддержать и 3-й корпус Груши, который, намного опередив свою группу, форсировал реку 13-го. Всего в состав этих сил входило 218 батальонов и 236 эскадронов.

А с учетом приближавшихся соединений Богарне и Жерома на пространстве от Ковно до Гродно (рассматривая только первый эшелон без австрийских войск) концентрировались 21 пехотная дивизия из 25, 25 легких кавалерийских бригад из 28, вся тяжелая конница – 7 дивизий, французские и итальянские гвардейские части (всего 351 батальон и 343 эскадрона), а также свыше 840 артиллерийских орудий.

На крайнем левом фланге 10-й армейский корпус (36 батальонов и 16 эскадронов при 82 орудиях) 12 июня перейдет Неман у Тильзита, и, двигаясь, например, далее через Тауроген на Ботоки, он нанес бы удар по «пустому месту», поскольку основные силы Витгенштейна находились значительно восточнее – у Кейдан. Но Макдональд мог направить свои войска на Россиены (что и произошло впоследствии), угрожая, таким образом, сначала располагавшемуся там небольшому отряду Властова, а затем и всему 1-му пехотному корпусу русских.

В то же время 7-й армейский и австрийский корпуса (всего 45 батальонов и 60 эскадронов при 110 орудиях) в общем наступлении пока не участвовали. До окончательного выяснения намерений противника они должны были исполнять функции обсервационных отрядов, обеспечивающих защиту Варшавы.

Первый эшелон русских войск к началу боевых действий располагался у западных границ от Россиен и Кейдан до Дубно и Заслава. Вместе с корпусом Дохтурова, а также учитывая другой отдельный корпус – Витгенштейна, в 1-й Западной армии стало 150 батальонов (15 сводно-гренадерских), 132 эскадрона, 18 казачьих полков (95 сотен) и 558 орудий.

У Багратиона, соответственно, осталось 46 батальонов (10 сводно-гренадерских), 52 эскадрона, 9 казачьих полков и 180 орудий. Правда, эти войска еще должна была усилить вновь сформированная 27-я пехотная дивизия – 12 батальонов с шестью «запасными» ротами.

Что же касается 3-й обсервационной армии, то согласно рапорту Тормасова от 10 июня к ней еще не присоединились 8-я и 11-я кавалерийские дивизии. И всего из них прибыло 20 действующих и 16 запасных эскадронов. А все пехотные части и 5-я кавалерийская дивизия, в соответствии с тем же рапортом, располагались на своих квартирах. При этом 36-я пехотная дивизия, как указано, например, в приказе Остен-Сакену от 7 июля, состояла из 12 запасных батальонов (еще в апреле они прибыли в Житомир, а затем их направили в Заслав).

Таким образом, вместе со всеми пополнениями 3-я армия включала 54 батальона (18 сводно-гренадерских и запасных), 76 эскадронов, 10 казачьих полков и 168 орудий. Она имела тот же путь отступления, который ранее был назначен для 2-й армии – на Киев, где планировалось построить укрепленный лагерь. 16 (28) июня Тормасов сообщил военному министру, что, исполняя отданные ему повеления, он сосредоточил свои войска у Луцка. На схеме 3 показана их дислокация 10 июня. А через десять дней 5-я кавалерийская дивизия находилась уже во Владимире-Волынском и его окрестностях, 18-я пехотная – в Мациове (между Любомлем и Ковелем), главные силы (9-я и 15-я дивизии) – возле Луцка и западнее этого города (у Торчина). Не изменится только расположение левого фланга – 36-я дивизия останется в Заславе, а 11-я кавалерийская соберется у Староконстантинова.

Выше уже говорилось, что, несмотря на приближение к находившемуся западнее Вильно 3-му пехотному корпусу войск Витгенштейна, Багговута, Шувалова и Дохтурова, соединения 1-й армии продолжали занимать весьма обширное пространство, и о том, какие это могло иметь негативные последствия.

Хотя расстояние между 1-й и 2-й армиями сократилось, оно все же оставалось достаточно значительным. От Волковыска до Лиды, где располагался 6-й корпус Дохтурова, было почти 100 километров (по прямой), а до сборного пункта 4-го корпуса в Олькениках – более 135. Наконец, Волковыск и Луцк разделяло около 275 километров. И, таким образом, 3-й армии, которая могла бы приблизительно вдвое усилить 2-ю, требовалось слишком много времени для того, чтобы достигнуть места дислокации последней.

Казалось бы, возможная угроза Варшаве отвлекала более крупные силы «Великой армии» – корпуса Рейнье и Шварценберга. Однако Наполеон направил их, соответственно, к Броку и Седльце, т.е. пунктам, расположенным намного севернее Луцка. И, по крайней мере, в первые три недели войны события на южном фланге развивались для французов и их союзников вполне удачно. Лишь 5 (17) июля Тормасов получил приказ о действии во фланг неприятелю, оставаясь все это время со своей армией на Волыни. И еще ранее этой даты саксонский и австрийский корпуса не только успели перейти в наступление, но и значительно продвинулись вглубь российской территории. Так, первый из них сначала достиг района Несвижа, затем двинулся обратно к Слониму, а 13 (25) июля, когда войска Тормасова уже создали серьезную угрозу южному крылу «Великой армии», основная часть сил Рейнье находилась у Хомска, Янова и Кобрина.