Дар Затуловской - дар преображения. Под ее руками выброшенные на помойку фанерки с дырками, дверца старого разломанного шкафа или погнутые листы жести оказываются предметами нужными, способными нести тайну иного существования. Прикосновение кисти вдыхает в умершие предметы смысл, и они оживают в новом, далеком от прежних утилитарных задач качестве и в незнакомом измерении искусства. При этом память материала не уничтожается, не стирается начисто - прошлое предметов мерцает как напоминание о теплоте соседства с людьми и служения им. Краска, вдох и смысл становятся синонимами.

Но смысл при этом почти никогда не сводится только к чисто живописному, декоративному решению. Иногда этот смысл может быть так же вписан печатными буквами в пространство картины, как само изображение. Так, рядом с белой рубашкой, сохнущей на солнце рядом с черными штанами, можно прочитать назидательно-раздумчивое: "Рубашка близко, а смерть еще ближе". Впрочем, меньше всего Затуловскую можно уличить в назидательности. Может быть, много важнее для нее сопряжение в одном пространстве разных уровней бытия: бытового со стиркой, повседневными заботами и высокого предстояния жизни перед смертью. Их столкновение рождает ту энергию напряжения, что отличает все ее работы. И тут-то память материала: всех этих фанерок, досочек, створок шкафов - оказывается как нельзя кстати. Она этому столкновению смыслов дарит перспективу опыта исчезновения и рождения заново, перспективу не умозрительную, а органическую.

Pадость русская в печали: художник Ирина Затуловская. "Чуть листья расцветут - глядишь уже увяли. / Весна и Осень радость русская в печали. (Ирина Затуловская)

Известный московский священник - протоиерей Дмитрий (Смирнов) говорит об искусстве Ирины Затуловской. "…Она ходила в храм, однажды пригласила в свою мастерскую, я пришел и "рухнул". Ей удалось прорваться к искусству в чистом виде - берет железку почти ничего в нее не добавляет, возьмет две красочки, чуть-чуть помажет, вот он, художественный образ. У нее очень правильное восприятие материала, редкая связь с материалом, которым она распоряжается легко и свободно. И ясное детское зрение на мир сохранилось, вернее - восстановилось. Нет никакого обмана… В ее объектах - их нельзя назвать картинами - существует все самое лучшее, что есть в настоящем искусстве. Чтобы пробиться к ее искусству - ничего не надо отсекать. Как в древнегреческих статуях: время уже отсекло все, что нужно. Так и у нее отсечено все второстепенное, материал растворяется в искусстве. Забыто все: забыто, что есть доска, краски, кажется, она не думает об изяществе линии. Создается адекватное преломление этого мира через человека, без искажения. Ее объекты не обманывают, создавая несуществующую реальность. Она останавливает наш взгляд на том, что составляет ее жизнь. Как делают дети, говоря: посмотри, мам…

Бог-Творец создал мир прекрасным, и Ира умеет это изобразить. Она как бы из апельсина выжимает сок. А потом сок выпаривает, и получаются кристаллики, которые просто в воду кинь - и опять будет сок. Ее искусство чрезвычайно насыщено, концентрировано. Оно густое… Конечно, она верующий человек, это выводит ее искусство в другие пространства. К сожалению, искусство и вера уже давно разошлись. Особенно современное искусство. Поэтому, когда художник берется за религиозную тематику, получается все равно фальшь. Ее искусство является христианским и в том смысле, что это - правда. Бог в правде. Она близка к истине жизни. Здесь религиозно правильное восприятие бытия. Ее вещи - это как бы глоток чистого воздуха, свежего горного воздуха… Православные часовни… Их невысокие, увенчанные крестами главки, их старые потемневшие от времени стены с маленькими подслеповатыми окошками встречались на пути каждого из нас не раз и не два. И всякий раз при подобной встрече со святыней, при виде этих простых деревянных срубов, разбросанных по лесам, полям, холмам бескрайней Святой Руси, на душе делается светло от мысли: Бог с нами и не оставляет нас на самых трудных и извилистых житейских дорогах. Мы входим внутрь, склоняя голову под невысокой дверной притолокой, и стоим перед почерневшими от свечной копоти иконами, перед деревянным или каменным крестом, испрашивая здесь у нашего Творца благодатной помощи в том долгом путешествии, длина которого - вся наша земная жизнь. Мы зажигаем перед образами свечу и затем, явно и ощутимо укрепленные незримой Божественной силой, отправляемся дальше - к конечной цели наших странствий: Спасению во Христе…

В небольшом местечке Йорвас, в Финляндии есть своя православная часовня. Правда, она не слишком похожа на привычные русские часовенки. У нее нет ни деревянных стен, ни крыши, ни барабана с главкой. Полом ей служит земля, стенами - пространство гранитного карьера. Грот-часовня, расположенная неподалеку от Покровского мужского монастыря, освящена в 1998 году во имя великой княгини преподобномученицы Елисаветы Федоровны - сестры святой русской императрицы Александры Федоровны. Елисавета Федоровна, принявшая монашеский постриг после трагической гибели супруга - великого князя Сергия Александровича, убитого революционером Каляевым, была зверски казнена большевиками в 1918 году. Старый карьер в Йорвасе выкопан очень давно: как выяснилось, год его появления поистине чудесным образом совпал с годом казни святой мученицы. Находится этот грот на земле профессионального повара и хозяина трех ресторанов в Хельсинки православного финна Харитона Тукканена - устроителя Покровского монастыря, больше всего мечтающего о монашеском постриге.

Автор убранства часовни - Ирина Затуловская. Вид часовни удивляет. Все ее пространство собирается вокруг овального образа преподобномученицы Елисаветы, расположенного на одной из стен карьера. Под ее изображением на земле - как ось всего пространства грота и как ось всей мировой истории - изображение ягненка, одного из древнейших символических образов Христа. На параллелизме евангельских сюжетов и истории жизни великой княгини и строится вся художественная концепция часовни: ведь всякий мученик в своей страшной и тяжелой кончине подражает смерти Спасителя. Вокруг образа княгини - другие врезанные в гранит керамические образки: тут и новозаветные сюжеты, и эпизоды из жития преподобномученицы, и ангельские силы, и древнейшие символы раннехристианских катакомб. А чуть в стороне - простое и строгое распятие - та Голгофа, на которую взошел Христос, а вслед за Ним на протяжении многих веков восходили тысячи и тысячи тех христиан, кого убили за верность православной Истине.

Пол и стены часовни, задуманной художницей как некий образ явленного на земле Неба, испещрены голубыми (есть такой особый оттенок - туркуаз - египетская голубая)с золотом керамическими вставками. А вокруг - вздымаются устремленные ввысь сосны. И зимой и летом зеленеет их душистая хвоя. И потому в них, в их вечной зелени - еще один важный христианский образ и символ: для тех, кто живет в Боге и для тех, кто умирает за Христа, зимнего холода смерти нет, ведь Он - не Бог мертвых, но Бог живых."