Кузьма Сергеевич Петров-Водкин много путешествовал, это его вдохновляло на творческие открытия. В письме своему другу Л.А. Радищеву 23 марта 1909 года он писал: «Художники … должны быть собирателями человека на Земле, объединять воедино всю разбитую по народностям и странам красоту миропонимания».

Свою страсть к путешествиям он сохранил до конца жизни. Уже сраженный недугом (в 1927 году врачи обнаружили у художника вяло текущий туберкулёз), К.С. Петров-Водкин запланировал поездку на пароходе по Волге и Каме и уговорил своего ученика Анатолия Николаевича Прошкина сопровождать его и в этом путешествии. Ещё в начале июня 1936 года они совершили первую совместную поездку в Новгород. Анатолий Николаевич был знаком с семьёй К.С.Петрова-Водкина, часто бывал у них дома, поддерживал отношения с женой и дочерью художника и после смерти Кузьмы Сергеевича.

В своих неопубликованных мемуарах "Воспоминания о встречах", хранящихся в машинописном варианте, Анатолий Николаевич Прошкин оставил тёплые воспоминания о своём учителе - К.С.Петрове-Водкине, где особо уделил внимание совместным поездкам в Новгород и Пермь: "Мои встречи с ним проходили в период 1926-39 годы. Они начались во время учебы в мастерской Петрова-Водкина в Высшем художественном училище при Академии художеств, когда мне было 19 лет.

Чувство глубочайшего уважения, преклонения перед его высоким творческим авторитетом руководило мной на всём протяжении наших встреч до самого конца его жизни". Один из машинописных вариантов воспоминаний А.Н.Прошкина хранился до недавнего времени у дочери Кузьмы Сергеевича – Елены Кузьминичны, позже он был передан ею в Хвалынский художественно-мемориальный музей К.С.Петрова-Водкина (филиал Радищевского музея). Работая над текстом статьи, мы опирались на мемуары Прошкина. По этим воспоминаниям можно точно обозначить крайние даты последнего в жизни К.С.Петрова-Водкина путешествия.

31 мая 1938 года, в дождливый вечер, они отправились на пароходе из Ленинграда по Ладожскому озеру, реке Свири, Онежскому озеру, реке Шексне, далее по Волге и Каме, до Перми. По воспоминаниям дочери художника Е.К. Дунаевой, Кузьма Сергеевич был иногда суеверен: "Когда он уезжал, и шёл дождь – это ему доставляло большую радость. "Значит, - говорил отец, - поездка моя увенчается успехом: дождь в начале пути обещает мне хорошее".

Пассажирский пароход поздно вечером с путешественниками на борту отчалил с ленинградского причала. "Пароход, - вспоминает А.Н.Прошкин, - был по тем временам довольно большой, делал рейсы до Петрозаводска. Была пора белых ночей. Пароход пересекал Ладожское озеро, которое светилось каким-то мягким серебристым светом. Было тепло и тихо. Тишину нарушал лёгкий шум двигателя идущего судна и крики чаек, летевших за ним. Пароход плыл сначала по Свирице, к устью реки Свири, а далее вверх по самой Свири. На вторые сутки утром пароход пришёл к Онежскому озеру в Вознесенье, где мы сделали пересадку на небольшой пароходик, идущий по шлюзам до Чайки на Шексне. Обстановка на этом судне была уже совершенно иной, какой-то патриархальной. Вместо ресторана был скромный буфет, где было тихо и безлюдно. Да и народ был местный степенный – удивительно колоритный, плывший по своим делам в недалекие края. Все это привлекло внимание Кузьмы Сергеевича; его очень интересовали каналы, соединявшие Свирь с Волгой. Пароход все время по шлюзам поднимался вверх. С палубы судна было интересно смотреть на швартовку в шлюзах, на открывающийся справа по борту пейзаж; слева была только скала да дорожка, ведущая вдоль шлюзов. В широко открывающемся справа пейзаже была видна текущая речка». Все это, как и сама швартовка, очень занимало художника, и он с увлечением объяснял своему попутчику, как и что происходит в шлюзах. Возможно, всё это в какой-то мере напоминало ему жизнь в детстве на Волге, оживляло пережитые картины труда волжских речников.

"Он выходил на палубу, усаживался поудобнее и с большим вниманием наблюдал за группой местных крестьян, расположившихся в кружок на своих сундучках и узелках, - вспоминал Прошкин. - Они деловито обсуждали что-то, связанное с их поездкой. Днём пароходик прибыл в Белозерск. Отделённый от Белого озера каналом, городок стоял на пригорке. Кузьма Сергеевич сошёл на берег и побродил по городу. В распоряжении был всего час, но для беглого осмотра этого времени было достаточно. Над городом возвышалось несколько старинных храмов. Архитектурной доминантой служила колокольня одного из соборов, построенного в стиле русского барокко, вероятно, кем-то из учеников Растрелли. Неповторимое чувство восприятия этого тихого провинциального городка заметно волновало художника. Кузьма Сергеевич очень сожалел, что ему не удалось посетить Белозерский монастырь".

Вечером пароходик пришел в Чайку к истоку Шексны. Путешествие на этом пароходике закончилось, и друзья пересели на большой уже третий вовремя путешествия пароход "Анри Барбюс", идущий по реке Шексне до Рыбинска, а дальше по Волге, Каме до Перми. "Анри Барбюс" был большим пассажирским пароходом. В основном, друзья сидели на палубе, погода была благоприятной, а движение судна по спокойной воде, с его ритмичным плеском, сменой пейзажей – доставляло удовольствие путешественникам. Местные пассажиры называли теплоход по-своему – "Андрей Барбос", видимо, так им было легче запомнить название судна, и это вызывало невольную улыбку на лице друзей.

Общаясь с К.С Петровым-Водкиным в дни путешествия, А.Н. Прошкин понял, что учитель никогда не был равнодушным свидетелем происходящего, не оставался сторонним наблюдателем. Он умел сопереживать и жить жизнью встречающихся ему людей, это обогащало его личное восприятие и открывало ему какой-то особый смысл. По словам А.Н. Прошкина, " .... в этом был его художнический способ восприятия людей и жизни в целом". Старший друг говорил своему ученику: "Вот смотрите вокруг – вот она жизнь, вот богатство ее проявлений, не мелкий сюжетик, не жанровый эпизодик, а по-настоящему большая тема народной жизни. И надо учиться её чувствовать, видеть её сущность в различных проявлениях, её духовный стержень".

"Так прошел день, - продолжает Анатолий Николаевич. - Утром пароход подошёл к устью Шексны при её впадении в Волгу. Здесь она была намного шире, и сначала было трудно определить, когда откроется Волга, встречу с которой К.С. Петров-Водкин взволнованно переживал. "Вот вы сейчас сами увидите разницу между Шексной и Волгой", - восторженно говорил он. Пароход сделал поворот и пошёл по волжской воде". В Рыбинске он причалил солнечным днём, и город, стоящий на высоком берегу, после равнинной и тихой Шексны вызывал к себе особый интерес у путешественников. В Рыбинске друзья расстались (5 июня, 1938 ) – А.Н. Прошкин, к своему огромному огорчению, вынужден был из-за неотложных дел вернуться в Ленинград, и К.С. Петров-Водкин продолжил путешествие без него, став единственным пассажиром первого класса. Совместное путешествие в течение шести суток закончилось. При встрече позже К.С. Петров-Водкин расскажет своему ученику о своем дальнейшем путешествии по Волге и Каме, которой он остался очень доволен, и чувствовал себя в то время достаточно хорошо.

В Перми художник осмотрел город и посетил местный музей, который и в настоящее время обладает уникальной коллекцией деревянной скульптуры древнего Прикамья ("пермские боги") - творениями местных резчиков 17-18 веков. Ему очень было приятно увидеть в экспозиции музея и свою работу, поступившую совсем недавно, в 1937 году, - портрет жены Марии Фёдоровны Петровой-Водкиной с гладко уложенными волосами вокруг головы, написанный в 1912 году. Портрет произвёл на художника хорошее впечатление, впрочем, как и автопортрет В.Э. Борисова-Мусатова и работа А. А. Иванова "Голова дрожащего мальчика - этюд к картине "Явление Христа народу". Директор музея сам провёл почётному гостю экскурсию. Встреча была тёплой и душевной и продолжилась на берегу со студентами художественного училища, которые передали письмо Кузьме Сергеевичу от "здешних профессоров с приглашением зайти к ним вечером" (из письма к жене М.Ф. Петровой-Водкиной, 14 июня 1938 года). Но, к большому сожалению художника, он был утомлён прогулкой по городу и вынужден отказаться от встречи. Он написал приветственное письмо пермским коллегам, а утром перед отплытием парохода "пришёл целый полк" прощаться со знаменитостью.

Не изменяя своей привычке писать письма жене в разлуке с ней, Кузьма Сергеевич писал и с парохода, в письмах он поэтично описывал природу оставшихся за бортом берегов, колоритный образ пассажиров. Но свои впечатления он изложил не только в письмах, но и графически. Рука тянулась к альбому и карандашу, и во время путешествия Кузьма Сергеевич делал зарисовки, девять из них были переданы после смерти художника его дочерью – Еленой Кузьминичной в фонд художественно-мемориального музея К.С. Петрова-Водкина. Все они выполнены на бумаге размером 17х25 см в период с 5 по 14 июня 1938 года (даты указаны автором на рисунках). 14 июня в письме жене из своего последнего четырёхнедельного путешествия он написал: "Сегодня в 12 часов мой "Барбюс" двинулся в обратный путь…". Из чего следует, что все рисунки были выполнены на пути в Пермь после расставания со своим учеником А.Н. Прошкиным.

Набросок "Берега", датируемый 5 июня, выполнен недалеко от Рыбинска – изображено верховье Волги с крутым правым берегом, деревянными строениями, слева видна часть дебаркадера с причаленной к нему лодкой.

Три рисунка датированы 8 июня. На этих рисунках изображение пассажиров на палубе: они гуляют, отдыхают на скамейках, рассматривая береговые пейзажи. В этих, казалось бы, незамысловатых набросках К.С. Петрову-Водкину удалось передать пространство, рисунки не перегружены штриховкой и тенями, они легки, прозрачны, наполнены светом. Мелкими штрихами художник «ощупывает» фигуры людей, крутые волжские берега.

9 июня художник перешёл на корму, где пассажиры попроще и обстановка обыденнее – люди разместились на корме – "в тесноте, да не в обиде", некоторые из них спят, сидя, другие устроились поудобнее – лёжа, а на рисунке "Татарская песня" семья коротает время, затянув песню на родном языке.

11 июня взор художника привлёк высокий берег с деревянными, разбросанными по крутому берегу, домами и лестницами, спускающимися к воде.

14 июня после отплытия из гостеприимно встретившей его Перми на художника "накатила волна одиночества", он берёт альбом и набрасывает натюрморт в интерьере каюты – на столе чайные принадлежности – чайник, стеклянный гранёный стакан, сливочное масло на тарелочке, на втором плане окно, за ним мелькает береговой пейзаж.

Это путешествие пробуждало в художнике воспоминания о своей Волге, любимых местах, что было самым интимно близким, всё, что ощущалось как родной дом, с запахом испечённого матерью хлеба и колыбельной песней своих бабушек.

Поздние рисунки К.С. Петрова-Водкина существенно отличаются от его ранних парижских работ. К.С. Петров-Водкин много работал как график, совершенствуя технику рисунка. В поздних рисунках он старается мелкими штрихами лепить объёмную форму, не артистизм и изящество линии главенствует в них, а простота приёма и прозрачность. Рисунки его становятся композиционными, часто они имеют не самостоятельное значение, а являются набросками и эскизами картин. В них читается конструкция будущей композиции. В рисунках художника последних лет, впрочем, как и в живописи, ощущается связь с реальным миром, полнота и убедительность реалистического изображения.

Очень скорбно, что жизнь К.С. Петрова-Водкина оборвалась так рано, в шестьдесят лет. После путешествия здоровье его стало резко ухудшаться; художник был полон творческих замыслов, но физические силы покидали его с каждым днём. Ему не удалось претворить в жизнь многие свои планы. Возможно, серия зарисовок путешествия по Волге и Каме могла стать поводом для написания ещё одной картины с изображением современности, где возвышенная петрововодкинская "планетарность" и "космичность" развернули бы на холсте народную жизнь его могучей родины. Но история, как известно, не знает сослагательного наклонения…

Светлана Белозёрова, научный сотрудник Хвалынского художественно-мемориального музея К.С. Петрова-Водкина