Русская культура в первую половину XIX столетия была овеяна духом античности, наполнена отсветами многовековой культуры итальянского Возрождения. Кипренский и Брюллов, Батюшков и Пушкин, Гоголь и Александр Иванов - в их произведениях мир европейского наследия связывался в единое целое с отечественными художественными идеями. Своими, кровными для Руси, воспринимались идеи классицизма, соединявшего давние греко-византийские корни и заимствованное эпохой Петра I светское понимание искусства. Классицизм воспринимался методом, способным сохранить плодотворную связь с великими традициями древности. В этом не было рабского подражания. После великих подвигов Отечественной войны 1812 года, русское образованное общество могло по праву ощущать себя естественным продолжателем военной славы минувших веков, наследниками великих идеалов древности.
Неслучайно поэтому, что в семье петербургского академического живописца Максима Воробьёва родившегося в 1817 году первенца назвали Сократом. Последующие сыновья получили имена Платона и Ксенофонта.
Старший сын рос общительным, весёлым по характеру. Он рано пристрастился к рисованию. Естественным стало для него и последующее обучение в Академии художеств. Как нередко случалось в то время, юноша на старших курсах попал в мастерскую отца, в тот период уже прославленного профессора пейзажной живописи. Дипломная работа была удостоена Большой золотой медали. Это давало право на пенсионерскую поездку за государственный счёт в Италию, сроком на шесть лет. Для подготовки к путешествию счастливцу выдали из казны 297 рублей серебром. В 1840 году по трапу парохода, следовавшего в Любек - ближайший от Петербурга зарубежный порт Балтийского моря - поднялись сразу четыре пенсионера-художника. Это были пейзажисты Иван Айвазовский, Логин Фрикке, Василий Штернберг, Сократ Воробьёв.
Их путь в Рим лежал далее через Берлин. Дрезден, Прагу, Вену, Инсбрук, Триест, Венецию. Везде они любовались архитектурой, осматривали музеи и открытые для общественного доступа коллекции. Приехав в Рим, художник с увлечением отдался изучению красот Вечного города. Получив в папской канцелярии специальный пропуск-билет, можно было часами изучать фрески Сикстинской капеллы или Станцев Рафаэля, работы Перуджино и Тициана, или наслаждаться красотой античных мраморов. Бродя по городу, он мог радоваться прихотливой фантазии устройства фонтана Треви или восторгаться соразмерному изяществу Пласа Спанья. Столь же хорошо оказывалось отдыхать в тени арок Форума или мечтать под величественным куполом Пантеона.
Непривычный для северян летний римский зной выгонял живописцев в окрестности города. Они уезжали к морю в Остию-Антику или к водопадам Тиволи, в зелёные парки Кастель-Гандольфо. Русская художественная колония особенно любила расположенное среди невысокой горной гряды местечко Альбани. Близость вулканических озёр Неми и Альбано, зелёные кущи в Аричча дарили новые мотивы для пейзажистов.
Помимо поэтичных окрестностей, живописцев привлекала туда знаменитая красота девушек и недорогие остерии. Здесь можно было порисовать, выпить светлого вина, изготовленного в недалеком местечке Фраскати, а также сплясать с местными сверстницами весёлую тарантеллу. Сократ скоро овладел тайнами этого зажигательного танца и своей весёлой удалью и проворством весьма радовал молодых итальянок. В Альбано он рисовал в известной своими старыми деревьями аллее, обращался к другим мотивам. Момент одной из таких поездок молодой мастер и зарисовал в своём альбоме.
"Остерия в Альбано" - так подписал он свой рисунок, созданный в 1844 году. Зная, что с мая того года он отправился в Неаполь, где прожил по осень 1845 года, можно предположить, что рисунок является частью его известного путевого альбома 1843-1845 годов. В серию вошли виды окрестностей Рима и Неаполя, зарисовки Искии и Сицилии. Известный гравёр, впоследствии ректор Петербургской Академии художеств Ф.Иордан отметил в воспоминаниях, что Сократ Воробьёв "отлично рисовал и чертил". Эти качества его таланта блестяще проявились в рисунке из собрания Ярославского музея.
Изображена несимметричная по формам кирпично-каменная башня. Бессистемность кладки, беспорядочно пробитые в стенах окна говорят о её древности. О подобных впечатлениях записал в дневнике путешествовавший вместе с Воробьёвым до Неаполя скульптор Н.Рамазанов: "Беспрестанно встречались оставленные башни, основания которых относятся к самоуправству средних веков". Постройка ныне превращена в небольшой кабачок. Над одной из расширенных дверей натянут парусиновый тент. Под ним местным вином угощаются двое туристов и несколько людей - с бородами и в высоких шляпах. Возможно, что сидящие мужчина в цилиндре и дама в чепце - русские помещики-путешественники, а их соседи - представители русской художественной колонии в Риме. Именно последние предпочитали широкополые шляпы и бороды. В николаевской России последние всему неподатному населению (кроме крестьян, купцов и церковнослужителей) полагалось брить. Однако жившие в Риме соотечественники строгого императора вольнодумно отращивали на лице густую растительность. В Альбано, Марино, Гроттаферрата художники любезно возили своих новых знакомых, приезжавших знакомиться с Римом и его красивыми окрестностями. Русских путешественников неизменно привлекало очарование этого края. Недаром поэт К.Батюшков сказал: "Земля священная героев и чудес!/ Развалины и прах красноречивый!/ Лазурь и пурпуры безоблачных небес,/ Вы, тополы, вы, древние оливы.."
Верный этому поэтическому переживанию красот Италии, художник мастерски продумывает композицию произведения. Он тщательно выбирает точку зрения на выбранный мотив. Масса постройки врисована в пространство бумажного листа с учетом законов "золотого сечения". Эти же соотношения учитываются в более частных композиционных решениях. При работе использовано сочетание штриха и растушки. Графит итальянского карандаша специально и густо растерт на первом плане рисунка. По этому темному тону короткими, энергичными штрихами, ложащимися плотно друг к другу, проложены тени, обрисованы формы камней. Заросли бурьяна на первом плане охарактеризованы с почти ботанической тщательностью. Подобное сразу же рождает впечатление убедительности, натурности изображенного.
Это позволяет весь второй план исполнить лёгкими карандашными штрихами. Прерывистые контурные или нарочито "волосяные" линии создают у зрителя впечатление внимательной прорисовки стены: с обвалившейся штукатуркой и выпавшими кирпичами. Тот же приём растушки, но исполненной более легко, рождает ощущение неровной, обветшавшей от времени поверхности. Плотно положенные пятна белил (каменные наличники окон, тент, свисающая из окна тряпка) усиливают эффект "цветности" серо-коричневатой стены. Эти же белила (вместе с массами облаков) вносят в лист впечатление яркого солнечного света. Примечательно, что для работы Воробьёв использует особый сорт бумаги - "папье-пеле", который своей общей светло-коричневатой подкраской позволяет добиться значительного разнообразия тональностей. Отдельные мазки красной акварели (на одеждах девушек-прислужниц) усиливают впечатление скромной цветности листа, заставляя и графитный штрих воспринимать в градациях цвета.
По контрасту с тонкими штрихами постройки, пышная кипень виноградных лоз охарактеризована частыми, прихотливо-мелкими, прерывистыми линиями. Такая манера убедительно передаёт впечатление узорчатой листвы, радостно тянущейся к горячему солнцу. Итальянцы, добиваясь того, чтобы теплый воздух овевал всю массу зелени, специально строили террасы - "перголы", поднимали лозы на жерди, укреплённые на кирпичных столбах. Эту деталь тоже замечает снайперски точный глаз художника. Дальние крыши, подчеркнуто иная форма молодого виноградника справа, купы старых деревьев сообщают изображённому мотиву убедительность и разнообразие. При этом ощутимо, что классицистические эстетические подходы в композиции естественно соединяются с правдивым реалистическим изображением мотива, заинтересовавшего Воробьёва. Талантливый художник виртуозно и разнообразно использует возможности своих графических приёмов. Всё это сообщает произведению Сократа Воробьёва одухотворённость, поэтичность, убедительность.
Альбом со своими рисунками Сократ Воробьёв в 1845 году показывал императору Николаю I. Сделанное художником так понравилось русскому царю, что последовало поручение-заказ: зарисовать все места, которые почему-либо понравятся отдыхавшей в Палермо русской императрице Александре Федоровне. Такой альбом был создан. Часть рисунков, не вошедших в "подносной экземпляр", осталась у художника. После кончины отца М.Н.Воробьёва, пейзажную мастерскую Академии художеств в Петербурге возглавил Сократ Максимович Воробьёв. Занятый педагогикой и административными нагрузками, увлекаясь светской жизнью, профессор творчески работал лишь урывками. Однако любил своих учеников и много им помогал. После его смерти в 1888 году его графическое наследие распылилось. Часть листов была закуплена П.М.Третьяковым. Другие попали в иные собрания, не раз меняли владельцев. Вероятно, таким путём, рисунок "Остерия в Альбано" оказался в коллекции В.В.Ашика. Теперь этот маленький шедевр является гордостью Ярославского художественного музея, что может вызывать лишь радость за любителей искусства - жителей старинного волжского города.
