1813 ГОД
Поход на Плоцк
1 января. Среда.
Рано утром нас собрали на берегу реки Неман, где отслужили торжественно напутственный молебен. В пределах земли Русской не было больше неприятеля. Наши батальоны спустились по крутым берегам к реке и перешли на ту сторону при барабанном бое и под звуки военного марша. Это была поистине торжественная минута. Это первый шаг к вызову, брошенному Европе. Каждый батальон взбирался на левый берег реки с криками «ура». Восторг был общий. Перейдя Неман, мы находились в герцогстве Варшавском.
Императорская квартира заняла Лейпуны, маленькое местечко, которое мы прошли, чтобы занять квартиры в Вильконицах. Это большой переход, но никто не жаловался на усталость. Каждому из нас было приятно перенести войну подальше от нашей страны[1].
2 января. Четверг.
Опять сделали большой переход и, не доходя местечка Сейна, остановились в д. Стобинки, где я видел трактирщика, пруссака 96 лет, который отлично помнил 7-летнюю войну[2].
Герцогство Варшавское уже несколько лет составляло часть Рейнской конфедерации, управлявшейся саксонским королем[3]. Старый земляк удостоверял, что им жилось гораздо лучше под владычеством пруссаков; в особенности он жаловался на налоги и рекрутчину.
3 января. Пятница.
Наш полк, разместившийся на ночь по разным деревням, собравшись к д. Сейна, сделал очень маленький переход по Краснопольской дороге. Я занял квартиру, не доходя местечка в д. Стабелыцизна.
В Сейне нашли трактир, в котором очень хорошо пообедали. Для нас это было неожиданностью, так как мы привыкли встречать по пути все опустошенным и разоренным, как по дороге в Вильно. Едва я прибыл в Стабелыцизну, как туда прибыл также отряд кавалергардов под командой Каблукова[4]. Вероятно, его по ошибке направили в деревню, уже нами занятую, но мы вынуждены были поместиться вместе до получения.
4 января. Суббота.
Дневка, но не для кавалергардов; их перевели в другую нового распоряжения деревню.
5 января. Воскресенье.
Выступили побатальонно. Наш батальон выступил в 8 ч. утра и, пройдя местечки Краснополье и Сувалки, остановился в Крапивне.
Холод сильный. К нашему счастью местность эта изрезана и покрыта лесами, которые защищали нас от ветра.
Сувалки красивое местечко; здесь со вчерашнего дня помещается императорская квартира. Его величество стоял у окна и смотрел как мы проходили. Говорили, что государь пробудет здесь несколько дней.
6 января. Понедельник.
Выступили побатальонно. Квартиры заняли в Враново, пройдя местечко Рачки. Несмотря на страшный холод, все жиды из местечка Рачки выехали верхом на лошадях навстречу государю. Они вынесли балдахин совершенно вызолоченный, хлеб и много ценных приношений.
Занимаемая нами здесь позиция всего в полверсте от прусской границы. В этом можно убедиться без карты, глядя на постройки. В каждом доме печь с трубой, посуда глиняная немецкого образца, обычаи и нравы жителей больше прусские, нежели польские. Население как будто благосклонно относится к нам и несравненно радушнее, нежели к французам.
7 ноября. Вторник.
Выступили в 8 час. утра, а в 9 уже были в Пруссии. Императорская квартира направилась в Калиново, а мы немного дальше в д. Скамента. Эта местность принадлежала прежде мазурам[5]. Население говорит на наречьи, смешанном польском с немецким. Обычаи и одежда совсем прусские. Наш трактирщик уверял, что не помнит такой суровой зимы как нынешняя. Действительно, холод был страшный и к тому же было совсем мало снега на полях.
8 января. Среда.
Императорская квартира поместилась в Лейке; это очень красивое местечко. Здесь мы сделали привал и нашли очень порядочный трактир, что очень важно в походе. Мы заняли квартиры в полверсте от м[естечка] Лейки в дер. Мунча. Холод не очень сильный, но все-таки было очень неприятно идти из теплой комнаты с рапортом к генералу Лаврову, так как я был дежурный. Несмотря на это, я отправился с рапортом, а оттуда в штаб дивизии в Бараны.
9 января. Четверг.
Дневка в Мунче. Утром я зашел за Писаревым, чтобы вместе отправиться в Лейки к графу Аракчееву, который принял нас очень хорошо. Я вручил адъютанту графа мое письмо к г-же Б. и мой дневник по сегодняшнее число. Я обещал г-же Б. прислать его и сегодня выполнил обещание.
10 января. Пятница.
Сделали переход в 4 версты. Императорская квартира остановилась в Дригаленах, а мы несколько дальше в д. Кружевен.
8-я и 9-я роты заняли общие квартиры. Когда мы проходили через Дригалены, жители вышли навстречу государю, которого приветствовали, как и везде, с нескрываемым восторгом.
11 января. Суббота.
Императорская квартира перешла в Иоганесбург. Наш батальон прошел версту далее, до деревни Миттель-Погобин. Выступив из Кружевен, мы остановились на короткое время в Биале, незначительное местечко, в котором мы все-таки раздобыли кое-что для завтрака. Дорога от Иоганесбурга до Миттель-Погобина проходит через громадный сосновый лес, так называемый Королевский.
12 января. Воскресенье.
Дневка. Наш батальон должен заступить в караул при императорской квартире, и я как дежурный повел его в Иоганесбург. Обыкновенно смена караула происходила у нас без церемонии, а сегодня государю угодно было присутствовать, и так как мы не были подготовлены, то и не угодили ему.
Я провел день в трактире, так как другого помещения не было. Вечером устроена иллюминация. Перед окнами государя воздвигли пирамиду с транспарантом, на котором красовалась надпись:
«Слава Освободителю Европы Александру Великому».
Народ запрудил улицу и не смолкало ура по адресу России. В это время государь, не обращая внимания на восторженные приветствия пруссаков, запершись в своей квартире с несколькими музыкантами Преображенского и Семеновского полков, репетировал с ними обедню, которую по его желанию должны были на завтра служить. Эта репетиция затянулась долго, и я мог отдохнуть лишь в 1 час ночи.
13 января. Понедельник.
Государь опять пришел к смене караула. Заметив, что мои люди без ранцев, рассердился на меня, сделал мне выговор и приказал посадить на 24 часа под арест. Это взыскание, хотя и не строгое, меня очень огорчило, так как оно было наложено не столько за мой промах служебный, сколько за дело Криднера, в котором я принял такое же участие, как остальные мои товарищи. Я передал командование старшему после меня офицеру и приказал ему идти на Курвиену, куда должен был в течение дня прийти наш полк, сам же отправился к графу Аракчееву, который за мной прислал. Он присутствовал при сцене между государем и мной и сказал мне, что его величество сказал ему, что знает меня давно как хорошего офицера, но что счел нужным наказать за мою рассеянность. После этого объяснения я, покинув Иоганесбург, откуда императорская квартира еще не предполагала выехать, отправился в штаб-квартиру генерала Потемкина в Курвиену, а оттуда в Гайдин в мою роту, где я отбывал арест в своей квартире.
14 января. Вторник.
Императорская квартира перешла в Фридериксдорф, а наш полк на версту дальше в Каббаси.
Находясь под арестом, я пошел не с полком, а отдельно. Вечером мне возвратили мою шпагу.
15 января. Среда.
Императорская квартира перешла в Виленберг, мы же — на две версты дальше в Раковницу. Государь был у окна, когда мы проходили через Виленберг, и все население, запрудившее улицы, удивленно смотрело на нас.
Московская кампания нас прославила на всю Европу[6].
Наше помещение, отведенное сегодня, не так тесно, как обыкновенно, да к тому же получен приказ занять еще несколько деревень, которые мы найдем свободными. Вероятно, остановились не на один день.
16 января. Четверг.
Граф Аракчеев передал, чтобы я явился к нему в Виленберг, поэтому, не зная сколько здесь простоим, я немедленно отправился. Граф желал видеть меня только для того, чтобы передать письма от г-жи Б. и получить мои к ней. Он принял на себя передачу моей любовной переписки. Я скоро возвратился из Виленберга, и так как в мое отсутствие еще нашли свободную деревню Прзидун, или Сутзен Гофен, то мне приказали перейти туда с 8-й и 9-й ротами. Я их там разместил, а сам остался ночевать в Раковнице, находящейся вблизи.
17 января. Пятница.
Я с моими офицерами перешел утром из Раковницы в Прзидун. Я должен пояснить, что мои товарищи по квартире все переменились с некоторого времени. Я помещаюсь с офицерами 8-й роты, моими товарищами явились гг. Бринкен, оба брата Храповицкие[7] и оба Рачинские[8]. Зотов тоже был в нашей компании, но по болезни отстал. Князь Дадиан произведен в офицеры и переведен в один из армейских полков, а князья Трубецкие давно отстали от нашего полка.
Едва мы устроились в Прзидунах, потребовали нашего квартирмейстера Николая Храповицкого, который, возвратясь объявил нам, что завтра снова выступаем.
18 января. Суббота.
Выступили по направлению к Яново, но, не доходя до этого местечка, штаб корпуса и штаб нашего полка остановились в Рожене. Мы снова на границе Пруссии и герцогства Варшавского. Королевский лес кончается у Виленберга, поэтому мы очутились в открытом поле. Холод давал себя сильно чувствовать. Я отморозил себе нос и по совету тер его до крови, что причинило мне нестерпимую боль.
19 января. Воскресенье.
Мы сделали очень большой переход. В местечке Яново мы перешли границу и зашли в герцогство Варшавское. Штаб корпуса занял Умио-Заводский, а я с 8-й и 9-й ротами в Студенце — деревне, расположенной не доходя Млавы.
Как дежурный я должен был отправиться с рапортом, но меня одолела такая лень, что я не пошел с рапортом.
Утверждали, что жители герцогства поднялись в числе до 60 тысяч человек и вооружились по большей части топорами[9].
20 января. Понедельник.
Дневка. Получен приказ держать ухо востро и принять меры предосторожности против местного населения, опасались, как видно, восстания. Ввиду этого пришлось выставить караулы, несмотря на то, что бедные солдаты изнемогали от усталости.
21 января. Вторник.
Сделали переход около 3-х верст. Корпусный штаб отправился в Врублево, а наш батальон со 2-м в Линсену.
22 января. Среда.
Переход опять легкий. Кавалергарды заняли квартиры так близко от нас, что совершенно нас стеснили. Остановились мы, не доходя местечка Дробина, в Чашле. Наша квартира до невозможности омерзительная.
Некоторые наши офицеры поздравляли меня, уверяя, что я произведен в полковники, но, так как дневной приказ не был еще получен в полку, то я не решался этому верить[10].
23 января. Четверг.
Дневка. Мы так скверно расположились, что не довольны даже дневке. Заметна разница между этой страной и Пруссией, В этом проклятом герцогстве лишены даже самого необходимого, с трудом можно достать дрянную деревянную кровать. Столы составляют редкость. Комнаты низки настолько, что, несмотря на мой малый рост, я постоянно толкался головой в потолок.
Полагаем, что пойдем дальше на Плоцк. Наши люди совершенно изнурены. Много больных, и если соединить все три батальона, то по численности они равнялись бы одной роте полного состава.
При выступлении из С.-Петербурга в 9-й роте, которой я командовал, находилось 4 офицера, 16 унтер-офицеров и 165 рядовых (это полный комплект), а при вступлении в Вильно из офицеров был один я, два унтер-офицера и 22 рядовых. Все остальные роты были в таком же составе, так что все 12 рот, составлявших полк, едва могли выставить до 300 человек. Такая громадная убыль в людях произошла больше вследствие утомительных переходов, холода и болезни, а не столько от неприятельских пуль и огня.
24 января. Пятница.
Переход не большой, но ветер нас сильно беспокоил. Корпусный штаб направился в Домбровск, а наш полк в Клинов. Нам отвели так мало квартир, что в них могли поместиться только офицеры, а солдатам пришлось разместиться по дворам.
25 января. Суббота.
Плоцк. Вступили в город церемониальным маршем, но в таком малом количестве, что мы представляли ничтожество. Несмотря, однако, на это, государь сам повел нас во главе. К несчастию, наш полк накануне заступал в караул императорской квартиры, поэтому не все части полка успели занять свои места в строю, вследствие чего нам пришлось поморочиться чтобы построиться. Однако нам удалось кое-как собрать 6 малых отрядов, которые мы соединили в один батальон, хотя очень незначительный.
Преображенский полк и наш расположились по квартирам в самом Плоцке, а остальные разместились в предместьях.
Вечером устроили иллюминацию.
Префект города выехал встретить государя у ворот городских. Во время обеда в трактире я видел одного поляка, которого поверг в восторг любезный прием государя, оказавшего ему внимание. Он говорил трактирщику, что вовсе не голоден, что даже думать ему об еде не хочется после чести, оказанной ему его величеством, удостоившим его своим разговором. Я не мог воздержаться, чтобы не сказать этому чудаку, что если государь будет и дальше оказывать ему внимание, то он может умереть от голода.
26 января. Воскресенье.
Утром я нанес визит графу Аракчееву, а вечером был в театре, который оказался из рук вон плохим.
27 января. Понедельник.
Генерал Потемкин объявил мне, что я могу надеть полковничьи эполеты, несмотря на то, что дневной приказ еще не дошел в полк.
Радость моя была неограниченная.
28 января. Вторник.
Желая поделиться своей радостью с близкими людьми, я отправился показать полковничьи эполеты двоюродным моим братьям Николаю и Ивану, помещавшимся в одной деревне, в 3-х верстах от города. Они тоже обрадовались моему производству, и мы расстались лишь поздно вечером. Деревня, в которой квартировали мои братья, — прусская колония: дорога, ведущая от Плоцка туда, проходит через чудесную местность. Я любовался всем и находился в восторженном состоянии. Мне казались места, может быть, прелестнее, нежели они были в действительности. Вообще этот день оставил много хороших воспоминаний; дай бог, чтобы такие дни повторялись почаще в жизни.
29 января. Среда.
Варшава и Пуавы взяты третьего дня[11]. Это донесение, полученное сегодня утром, а также донесение о двух победах, одержанных под Данцигом[12], нас привели в восторг, и при появлении государя на параде раздалось несмолкаемое «ура». Затем, когда его величество возвращался после парада домой, окруженный почти всеми офицерами, появился старый фельдмаршал[13], то у всех внезапно, начиная с самого государя, вырвалось могучее «ура». Это была замечательная минута всеобщего энтузиазма, искреннего, без подготовки.
После я отправился обедать к Арсеньеву[14], командиру конной гвардии, расположенной в одной версте от Плоцка, в деревне Владыва, по дороге, по которой мы прибыли в Плоцк. Со мной был капитан Стюрлер[15]. Нам так понравилась наша прогулка, что мы порешили ее возобновлять почаще, как только представится удобный случай и возможность. Но судьбе угодно было, чтобы это была последняя прогулка, потому что, как только мы улеглись, был получен приказ неожиданный выступить утром и положил конец нашим мечтам.
Капитан Стюрлер, произведенный вскорости в полковники и назначенный командиром лейб-Гренадерского полка нашего корпуса, родом швейцарец. Поступил в русскую службу до кампании 1812 года. Он, кровный аристократ, ненавидел французов. Его приняли поручиком в Семеновский полк. Мы с ним сильно сдружились, он был очень храбрый офицер. Раненый под Пирной, он уверял, что хорошо заметил стрелка, стрелявшего в него, сделал перевязку и, желая отомстить своему врагу, вернулся в строй, но раненный вновь должен был выйти из строя. Он принял от меня 9-ю роту после моего производства в полковники. Он изучил русский язык, но говорил неправильно, чем вызывал наш смех, например, когда хотел сказать «равняйся в затылок», он говорил «равняйся потыльник». Он убит в 1825 году во время восстания 14 декабря[16].
Поход за Вислу
30 января. Четверг.
Покинули Плоцк в 8 час. утра. Хотя Висла еще стояла, но лед был слаб. Мы перешли ее благополучно. Перейдя на левый берег, мы двинулись на Блюмфельберг, прусскую колонию в 3-х верстах от Плоцка и в 2-х—от Гомбина. Штаб нашего корпуса направился в Нововески, а императорская квартира осталась в Плоцке.
31 января. Пятница. 1 февраля. Суббота.
Оставались на местах.
2 февраля. Воскресенье.
Государь оставил Плоцк, а мы выступили через Гостынин на Ланиентам, где остановилась главная квартира. Мы стали по квартирам в Ястзембе.
3 февраля. Понедельник.
Императорская квартира перешла в Кладово, штаб корпуса в Дзербицу, а мы в Ходову, в помещичью усадьбу.
4 февраля. Вторник.
Дневка.
5 февраля. Среда.
Императорская квартира перешла в Колло, а мы, не доходя 1-й версты этого местечка, остановились в Хойне. Жиды, одетые в платье похожее на турецкий костюм, приехали верхом навстречу государю.
6 февраля. Четверг.
Дневка. Я отправился к графу Аракчееву, чтобы переслать через него письмо, но узнал в Колло, что он с государем занимает квартиру в полверсте оттуда; я отправил письмо, а сам возвратился в Хойн, не повидав любезного графа.
7 февраля. Пятница.
Императорская квартира перешла в Конин, а мы в Бризен-Голендер. Слово «Голендер» прибавляется к названию каждой прусской колонии, оно происходит от слова «голен», что означает вырезан из леса, и прибавляется к колонистам, потому что они уничтожали леса, чтобы заселить места, сплошь покрытые лесами. Все колонисты живут несравненно лучше поляков и несравненно богаче их.
8 февраля. Суббота.
На местах. Я отправился в Конин, чтобы видеть графа Аракчеева, но и теперь, как прошлый раз, он занимал с государем помещичью усадьбу в некотором расстоянии от местечка, поэтому я посвятил время осмотру местечка. Конин — небольшое местечко, прекрасно расположенное на острове реки Варты, и, издали производит впечатление большого и красивого города. Самое возвышенное место занято развалинами замка короля Болеслава[17]. Я не мог взобраться туда на лошади, но, встретив на Бакушине попутчика-любителя, мы вместе вскарабкались на эту гору и достигли ее верхушки, на которой находились развалины. Оттуда мы любовались чудным зрелищем, представившимся нам, когда государь, окруженный многочисленной свитой, въезжая в местечко, направился к квартире князя фельдмаршала и вошел к нему. Народ толпой, неся иконы, кинулся навстречу государю и не расходился с улиц у дома старого генерала.
Я не сожалел о том, что видел, и возвратился очень довольный в Бризен-Голендер, несмотря на то, что не исполнилось мое желание — видеть графа Аракчеева. Воздух совершенно весенний, поэтому прогулка доставила удовольствие.
Сегодня получено донесение о победе, одержанной графом Витгенштейном в 3-х верстах от Берлина[18].
9 февраля. Воскресенье.
На местах. Я опять совершил маленькую прогулку в Конин. Государь присутствовал в церкви на благодарственном молебне, отлуженном по случаю победы, одержанной под Берлином. Есть предположение, что наши войска заняли уже эту столицу[19].
Король прусский[20] находится в Бреславле, а австрийский[21] удалился, не объявив о том, что они наши союзники.
10 февраля. Понедельник.
Сделав переход в 2 версты, остановились в Туличкове.
11 февраля. Вторник.
Выступив раньше 8 часов утра, остановились в Пиятрозоли на очень скверных квартирах.
Квартирование в Калише
12 февраля. Среда.
Вся императорская гвардия, собравшись у Калишских ворот, ждала прибытия государя. Жиды по обыкновению собрались в своих странных нарядах приветствовать государя-победителя, которому они желали выразить свою искреннюю преданность.
Наконец государь прибыл, стал впереди нас, и с развернутыми знаменами при барабанном бое мы торжественно вступили в город, занимаемый всего 8 дней (назад, — В. Б.) французами. Пройдя Калиш с одного конца до другого, я продвинулся еще на одну версту за город и занял квартиру в доме владельца деревни Венгри. Императорская квартира и главная квартира фельдмаршала поместилась в самом Калише.
13 февраля. Четверг.
Я отправился в Калиш по своим личным делам. Сделал визит графу Аракчееву, от которого получил письма и которому передал свои для отправки; остальную часть дня я осматривал город. Он расположен очень близко от прусской границы и довольно красив. Есть несколько двухэтажных домов, бульвар и много колодцев на улицах. Предполагают, что король прусский должен прибыть к государю, поэтому рассчитывают, что остановка здесь будет довольно продолжительной[22].
Я возвратился в Венгри к ночи.
14 февраля. Пятница.
Сегодня наш полк заступил в караул, поэтому я как дежурный начальник караулов отправился в Калиш на 24 часа. Обедал у дворцового коменданта, а ночевал у Бакунина[23].
15 февраля. Суббота.
По смене караула я отправился к генералу Потемкину, у которого обедал.
Возвратясь в Венгри, я застал у себя с визитом помещика, проживающего недалеко. Он просил меня почтить его своим визитом.
16 февраля. Воскресенье.
Государь нам пожаловал в награду шестимесячное жалованье, поэтому я отправился за деньгами в штаб полка, помещавшийся в одной деревне с генералом Потемкиным. Затем я отправился в Калиш с намерением побывать у обедни, но граф Аракчеев задержал меня у себя слишком долго, так что к обедне я опоздал. Вечером был бал, окончившийся поздно, поэтому я ночевал у Бакунина.
17 февраля. Понедельник.
Граф Тимон устроил нам завтрак, поэтому я не мог выбраться из Калиша раньше 2-х часов дня. Возвратясь в Венгри, я застал Ивана[24], который остался у меня ночевать.
18 февраля. Вторник.
В деревне Венгри, помимо дома, который мы занимали с арендатором, был еще один дом совершенно пустой. Мы решили перебраться туда. Это необходимо было сделать в виду болезни нашего сожителя Павла Храповицкого, который серьезно заболел и ему необходим был покой, а наше присутствие его беспокоило. Мы его оставили в этой квартире, а сами перебрались на новую.
Не могу воздержаться, чтобы не упомянуть о болезни Храповицкого, нашего горемыки. 8-го числа в Бризен-Голендере он себя чувствовал еще совершенно хорошо и говорил, что невозможно умереть скоропостижно, так как каждый человек, следя за собой, должен чувствовать приближение смерти, и он готов держать пари, что проживет еще несколько дней. На это я шутя заметил, что не решусь держать за него пари, потому что он завтра умрет. Когда я это сказал, Бринкен чихнул, а известно русское поверье, что сказанное правда, если кто-либо чихнет. Мы все расхохотались, уверяя Храповицкого, что он завтра умрет. Смеялся также и сам Храповицкий, но на другой день он заболел и с того времени не мог поправиться. Болезнь его довольно серьезна.
19 февраля. Среда.
Бринкен со мной обедал у моих братьев в Скальмерийцах.
20 февраля. Четверг.
Днем я был в Калише, а вечером на балу у генерала Потемкина.
21 февраля. Пятница.
Мы были приглашены на обед к владельцу имения Венгри в Каково. Оттуда я отправился к Костомарову. Поляк, у которого он жил, не переставал жаловаться на повреждения и притеснения, которые ему причинил партизан Давыдов, проходя через его владения. Я был вынужден ему заметить, что наш авангард не получил еще приказа в отмену прежнего, по которому их считали обитателями страны нам враждебной, поэтому нельзя требовать, чтоб в разгар преследования неприятельских войск не пользовались случаем брать все, нам необходимое, тем более, что французы, их же союзники, не лучше с ними обходились.
Поляк признал, что действительно французы не щадили их, но что они имели право ожидать и надеяться на совсем другое обхождение со стороны войск императора Александра, благородство и великодушие которого славилось. Наш диспут продолжался довольно долго и окончился изъяснением дружбы и преданности со стороны поляка. Я хорошо знал, чего мне держаться.
22 февраля. Суббота.
Несмотря на приглашение егерей, три версты расстояния и дурная погода вынудили меня отказаться от визита к ним. Я побывал у графа Аракчеева, чтобы передать письма на имя госпожи Б., обедал у Фукса[25] и, не желая остаться на дворянском балу, возвратился в Венгри.
Погода была отвратительная, сильный ветер с градом заставлял закрывать глаза. Кучер сбился с дороги, и я возвратился домой совершенно измокшим, прозябшим и очень поздно. Что было бы со мной, если бы я отправился к егерям и вынужден был сделать 6 верст, т. е. 3 версты туда и обратно.
Зотов выздоровел и присоединился к нам.
23 февраля. Воскресенье.
Павел Храповицкий умер. Это тот самый Храповицкий, из-за которого возникла история с Криднером, который сказал Храповицкому: «Вы идете перед взводом как кукла», и хотя Храповицкий, опасаясь дурных последствий, старался отвлечь офицеров от этой истории, но терпения у офицеров уже не стало, и они ждали только случая, чтобы взбунтоваться.
Мое несчастное предсказание сбылось. Можно действительно стать суеверным.
Фельдмаршал дал бал в Калише, на который я тоже получил приглашение, но, не желая оставить Николая Храповицкого одного как раз в то время, как умер его брат, я остался с ним.
Как видно судьба нашей компании не превышать числом шесть членов ее. Вчера умер Храповицкий, прибыл Зотов.
24 февраля. Понедельник.
Я должен был присутствовать на параде в Калише, но опоздал и очень обозлился, что напрасно совершил это путешествие, так как погода была убийственно скверная.
27 февраля. Четверг.
Сегодня состоялись похороны нашего несчастного товарища. Его похоронили в Скальмерийцах. После похорон я остался обедать у моих двоюродных братьев, которые стояли в этом же селе, и возвратился в Венгри только вечером. Старший Храповицкий, кавалергард[26], был очень удручен.
Март
1 марта. Суббота.
Я был в Калише, где получил через графа Аракчеева от г-жи Б. письмо, очень меня огорчившее. Она сомневалась в моей привязанности, думала, что я ее забыл, и поэтому посылала мне упреки. Я подозреваю, что кто-нибудь мне напакостил в ее глазах.
2 марта. Воскресенье.
Я был у обедни в придворной церкви. Его величество вчера причащался, а сегодня тоже присутствовал, вечером же уезжает в Бреславль, где находится прусский король.
Фукс, у которого я сегодня обедал, откровенно мне сказал, что не оправдывает поездку государя первым к королю, а находил, что нужно его ждать в Калише. Я с этим мнением не согласился, так как я находил, что если от этого страдает тщеславие государя, то этот поступок в своих глазах имеет еще больше цены, так как союз с прусским королем нам необходим. У его величества короля прусского более 150 тысяч человек под ружьем, а от этого отказываться нельзя в нашем положении. Мы очень малочисленны. Мы больше потеряли людей от переходов и болезней, нежели в сражениях.
Беседуя таким образом о политике, мы с Фуксом прогуливались по бульварам Калиша, которые очень хорошо содержатся. Они упираются в Просну, у которой разветвляются, одна ветвь идет по правому берегу, а другая по левому. Просна впадает в Варту в 15 верстах от Калиша по направлению к северо-востоку. Г. Калиш, так же как и Вильно, окружен возвышенностями и виден только на близком расстоянии.
7 марта. Пятница.
Праздновали в Калише св. Иосифа — это городской праздник. Я присутствовал у обедни в костеле. После я провел часть времени с Иваном, который был в Калише. Государь возвратился из своей поездки в Бреславль к 9 часам вечера.
9 марта. Воскресенье.
Моя сестра прислала письмо относительно своей квартиры, которое она просила меня передать графу Толстому[27], начальнику императорской квартиры. Рано утром я отправился в Калиш, исполнил поручение моей сестры, но его превосходительство мне сказало, что не имеет времени сейчас прочитать письмо сестры, а чтобы я за ответом пришел к нему позже. Я пошел в церковь к обедни, где был государь. По окончании богослужения я возвратился к графу Толстому, но он еще не имел времени. Черт знает, что это за человек? Ему нужен целый век, чтобы прочитать несколько строк. Во всяком случае, я решил дать ему 24 часа, может быть, за это время, он разрешится.
Граф Аракчеев мне сообщил, что наш государь был встречен прусским королем за две версты от Бреславля. Все прусские войска были под ружьем, и народ несметной толпой кинулся на встречу его величеству, не переставая кричать «Да здравствует Александр! Да здравствует наш избавитель! Ура!».
Государь за свое короткое пребывание в Бреславле нашел время присутствовать на спектакле, на одном балу и утром на параде.
10 марта. Понедельник.
В Калише имеется военное училище: я имел случай видеть много молодых людей, воспитанников училища, под ружьем на похоронах одного их товарища. Они очень стройны; одеты по французскому образцу в синий мундир с красными отворотами и широкие панталоны. Вооружение их пропорционально росту, и носят они его изящно. Унтер-офицерам присвоены эполеты, у старших — серебряные, а у младших — шерстяные.
11 марта. Вторник.
Наконец, граф Толстой соблаговолил дать ответ, даже удовлетворительный, так как он обещал написать графу Головину[28] в Петербург, чтобы после свадьбы барышни де-Рибас[29] ее комнаты были отведены моим сестрам. Это все, о чем его просили, поэтому я очень обрадовался за сестер.
По выходе от графа Толстого я поспешно пообедал, а затем отправился на учение. Остальную часть дня я провел у графа Потемкина.
12 марта. Среда.
Мы заступили в караулы в Калише, где произвели учение в присутствии государя. Его величество остался очень доволен нами и сказал, что теперь нам прощает все, в чем перед ним провинились, поступив нехорошо с Криднером. Действительно, в Вильно государь сказал, что мы много должны сделать, чтобы заслужить прощение, и тогда мы, несчастные, думали, что нам придется бить неприятеля, чтобы достигнуть прощения, упустив совершенно, что одно удачное учение заменит по меньшей мере одну победу. Доказательство — то, что Бородинское сражение и вся бессмертная кампания 1812 г. не могли расположить к нам его величество настолько, как парад в Калише[30]. Курьер привез донесение из Гамбурга, занятого нашими войсками[31].
15 марта. Суббота.
С четверга я страдаю зубной болью; сегодня немного легче и это очень кстати, так как получен приказ придвинуться к Калишу, чтобы быть наготове к сбору во время приезда прусского короля, которого ожидали 18 числа.
16 марта. Воскресенье.
Наша деревня Венгри очень близко от Калиша, и так как она не была нужна ни одному корпусу, приближавшемуся к Калишу согласно вчерашнему распоряжению, то мы к нашему великому удовольствию остались на местах на наших квартирах.
17 марта. Понедельник.
Опухоль моей щеки почти совсем спала, что позволило мне выйти. Я побывал в Калише, а затем на обеде у генерала Потемкина в Смелово.
Погода была чудная, и весенний воздух, которым я надышался во время моей поездки, мне много пользы принес.
Наш парад, назначенный на 18-е число, отменен и перенесен на 21-е.
Король прусский не может приехать в Калиш раньше указанного числа, он еще в Берлине, и дадут знать, когда он возвратится в Бреславль.
18 марта. Вторник.
Я побывал у моих братьев в Скальмерийцах.
21 марта. Пятница.
Мы были под ружьем с 9-ти часов утра. Войска выстроились по Бреславской дороге в три линии и построились в боевом порядке. Фланг правый упирался в Калиш. Государь проехал мимо нас в коляске в сопровождении сотни черноморских казаков[32]. Мы ждали его возвращения до 4-х часов дня при довольно чувствительной жаре. Наконец он прибыл с прусским королем. Они сели на лошадей и в сопровождении многочисленного штаба объехали линии. При приближении каждый батальон салютовал, играл встречу и кричал «ура». После отъезда они отправились на городскую площадь, а войска прошли перед ними церемониальным маршем.
Когда все это кончилось, я изнывал от усталости и, так как знал, что завтра наш полк должен заступить в караулы, следовательно, я должен буду снова возвратиться в Калиш, решил остаться здесь ночевать у Бакунина. Вечером наш город был иллюминирован, но иллюминация не представляла ничего выдающегося.
22 марта. Суббота.
Государь и король присутствовали на учении и параде. Я был дежурным по караулам. Все старшие офицеры гвардии были представлены королю лично государем. Вечером князь фельдмаршал дал бал от имени некоей графини Радулинской, который удостоили своим присутствием государь и король и оставались до 11 часов. Я после ужина возвратился ночевать к Бакунину.
23 марта. Воскресенье.
Перед парадом государь и король были на учении Кавалергардского полка, а я тем временем сделал визит графу Аракчееву. После парада я возвратился в Венгри, где не был два дня. Щека моя опять распухла, видно я рано вышел.
24 марта. Понедельник.
Король прусский оставил Калиш. Я целый день сидел дома, чтобы мой флюс скорее прошел.
25 марта. Вторник.
Назначенный председателем военно-полевого суда, я занялся сегодня делом одного жида, обвиняемого в шпионстве. Этот несчастный не хотел ни в чем сознаваться, может быть он не был виноват, так как перед этим у меня был случай, что прислали ко мне жида под именем Мотьки Зикара с приказом рассмотреть это дело в 24 часа и приговорить его как уличенного в шпионстве. Этот человек прежде всего отрицал имя, которое ему приписали в обвинительном акте, и в доказательство сослался на документы, найденные при нем во время его ареста. Эти документы не были мне доставлены из Главного штаба, а все обвинение было направлено против Мордки, а не против кого другого, поэтому я прервал заседание, чтобы отправиться в Калиш добыть документы, на которые ссылался обвиняемый, или же добыть другие доказательства, после которых не оставалось бы сомнения о его настоящем имени. Меня не поблагодарили за эту отсрочку дела, но так как не могли дать бумаги жида, мне разрешили отложить на день судебное заседание, а в это время мой аудитор (секретарь), собрав справки по тюрьмам, установил, что по ошибке выпустили настоящего Мордку Зикора, а вместо него прислали мне другого жида[33].
Поход на Дрезден
26 марта. Вторник.
Получив ночью приказ выступить, мы выступили в 9 часов утра. Место сборища нашего полка назначено в Скальмерийцах.
Главная квартира перешла в Райково, а наш батальон в Радлов.
В продолжении пяти месяцев перенести театр военных действий от Москвы на Эльбу — поразительно.
Утверждают, что, когда маршал Даву, отступая, прибыл в Дрезден, жители города прислали к нему депутацию с просьбой пощадить мост тем более, что русские уже перешли Эльбу в другом месте и что, уничтожив мост, он им нанесет бесполезный вред. При этой просьбе было сделано маршалу ценное подношение, приняв которое, маршал все-таки взорвал одну или две арки знаменитого моста, предмет забот бедных саксонцев[34].
27 марта. Четверг.
Выступили в 6 с половиной часов утра. Вступили в Силезию в Сульмерийцах и заняли квартиры в Гонквице.
28 марта. Пятница.
Дневка. Я провел весь день в прогулке по деревне и в наблюдении громадной разницы в образе жизни немцев и поляков. Все преимущество на стороне немцев.
29 марта. Суббота.
Выступили в 5 часов утра, а в 12 часов мы уже расположились по квартирам в Пардово. Было очень тепло.
30 марта. Воскресенье.
Я выступил в 2 часа ночи с двумя ротами, 8-й и 9-й, бывшими под моим начальством, чтобы присоединиться к остальной части батальона и следовать с ним вместе. Во время сегодняшнего похода мы шли вдоль границ герцогства Варшавского, в которое мы вторгались два раза (первый раз в деревне Остово, а второй раз в деревне Полюс), для того, чтобы выйти в Голешах и продолжать наш путь в Силезии до Трахенберга, где часть батальона остановилась, чтобы заступить в караулы у государя, а другая часть отправилась в Шмижерот, деревню в 1/4 версты от города. Государь занял квартиру в замке Шми жерот, а вечером я имел возможность нанести визит графу Аракчееву, который вручил мне письмо г-жи Б.
31 марта. Понедельник.
Императорская квартира осталась на дневку в Трахенберге, а наш батальон выступил в 7 часов утра. Он отправился через Винцит в Грос-Крейлау, где нам отведены были квартиры.
1 апреля. Вторник.
Дневка в Грос-Крейлау.
2 апреля. Среда.
Перешли Одер у Стейнау. Король прусский присутствовал при переправе, мы прошли церемониальным маршем. Народ толпой бежал нам навстречу, выражая искреннюю радость. У городских ворот красовалась надпись на немецком языке: «Добро пожаловать, избавители угнетенных». Пройдя Стейнау, мы сделали привал, во время которого успели позавтракать в трактире, что очень важно в походе, затем, пройдя некоторое расстояние, я занял квартиру в Герцогевальде в помещичьем доме, где меня превосходно разместили.
3 апреля. Четверг.
Выступили в 5 часов утра. Императорская квартира перешла в Любен, штаб нашего полка в Гайнау, а я в Бруксдорф. Горный хребет Глац, отделяющий Силезию от Богемии, весь представился нашему взору слева во время сегодняшнего перехода. Здесь местность очень живописная.
4 апреля. Пятница.
Штаб корпуса перешел в Бунцлау, а моя квартира в Гнаден-Зерг. За этот переход мы еще ближе приблизились к Богемским горам.
5 апреля. Суббота.
Дневка в Гнаденберге. Это местечко населено монахами кораитами, или гернгутерами[35]. Оно правильно распланировано, имеет довольно большую площадь с церковью посредине. Церковь окружена небольшим садиком, который содержится очень тщательно. Кладбище, устроенное подле города, служит также местом прогулок. Памятники воздвигнуты симметрично в виде параллелограмма, обсажены деревьями и отделены одни от других чистенькими дорожками. Я насчитал в одном параллелограмме 22 памятника в ширину и 23 в длину, что составляет 506, а так как таких параллелограммов было 6, то всех памятников по меньшей мере 3 036, следовательно, покойников похоронено под ними на этом пространстве столько же. Можно надеяться, что если Гнаденбержцы будут продолжать хоронить своих монахов в том же порядке, то место для прогулок будет самое обширное на свете. Секта гернгутеров сильно распространена по всей земле. Их столица Гернгут недалеко от Гнаденберга. Они оказывают друг другу удивительную взаимопомощь. Говорят, что когда московский союз, известный под именем саратовской общины, дал знать, что пожар, уничтожив их имущество, разорил их, то все собратья обложили себя для оказания помощи пострадавшим так, чтобы они могли возобновить свою торговлю в таком же виде, как бы ничего с ними не случилось. Религию гернгуты исповедуют лютеранскую, но с еще меньшими обрядностями, нежели другие сектанты этой религии, уже и без того упрощенной в обрядностях по сравнению с другими христианскими религиями. Гнаденберг населен исключительно кустарями; здесь продаются разные безделушки, отлично сделанные. Есть также воспитательный дом на 25 девушек. Нравы здесь очень строгие. В 2-х милях от Гнаденберга виден Крейцберг, на вершине которого выстроен замок.
6 апреля. Воскресенье.
Вследствие болезни батальонного командира я вступил в исправление обязанностей командира батальона. Сегодня мы прошли через Бунцлау и Наумбург до Шрейберсдорфа в Лузации. Погода была очень северная: холодно, шел дождь с градом.
В Бунцлау находятся часы с механизмом, который изображает страдания Иисуса Христа (Страсти) маленькими фигурами в 10 вершков приблизительно.
В Наумбурге мы вышли из Силезии в Саксонию, или вернее в Лузацию, составляющую часть Саксонии.
7 апреля. Понедельник.
Выступили в 5 часов утра. Было очень холодно и шел снег, совсем как в России. Саксонцы, по-видимому, принимали нас так же радушно, как и пруссаки, но тем не менее нам приказано было в этой стране принять те же меры предосторожности, что и в Польше. Сделали привал в Герце, где была устроена чудная триумфальная арка в нашу честь. Саксонский герб заменен был двуглавым русским орлом[36]. Стали по квартирам, пройдя Герлиц, в деревне Зодель. Этим переходом мы очень приблизились к горам, собственно к Ландскаронским.
8 апреля. Вторник.
Весь полк должен был выступить одновременно и поэтому предварительно стянуться в Рейхенбах, но так как 2-й батальон опоздал, то выступили побатальонно. Я лично остановился в Рейхенбахе, чтобы позавтракать, а затем, сбившись с пути, я прибыл в Лобау, где заметил ошибку, расспросил толком дорогу и наконец нашел свою часть в Зорнзиге. В этот переход мы страдали от холода, так как от Зоделя до Рейхенбаха шли возвышенностями. Николай приехал ко мне и остался у меня ночевать.
9 апреля. Среда.
Дневка в Зорнзиге. Мы были поражены, услышав в центре Германии наш родной русский язык. Это оказались переселенцы, не желавшие изучить немецкий язык, как враги просвещения.
10 апреля. Четверг.
Полк стянулся в Гох-Кирх, расположенный в 1—2 мили от Зорнзига. Я привел туда батальон, которым командовал, и в ожидании 2-х остальных батальонов занялся осмотром поля сражения Фридриха Великого[37]. Король в 1758 году был атакован у Гох-Кирха австрийскими войсками под командой Давна[38]. Позиции, занимаемые пруссаками, были настолько плохи, что король сказал: «Если Давн не атакует меня здесь, то его следует повесить, но мне кажется, что он боится виселицы менее, нежели моих пушек». Но, к несчастью, на этот раз Давн не убоялся пушек Фридриха и, воспользовавшись туманом, напал на пруссаков. С этого момента сражение для пруссаков было проиграно. Они здесь сражались не ради победы, но ради своего спасения. Дисциплина прусской армии была такая, что, будучи застигнуты в самом невыгодном положении, она в одно мгновение была вся под ружьем и начала отступление под прикрытием одного батальона, оставленного в деревне Гох-Кирх. Этот батальон выдержал повторные атаки всей австрийской армии в продолжении 12 часов с героическим мужеством. Он весь погиб, но своей беспримерной преданностью долгу дал возможность всей прусской армии отступить в полном порядке. Я видел церковь в Гох-Кирхе, продырявленную пулями и бомбами, и по этому можно судить о том убийственном огне, которому подвергся батальон пруссаков. Прусский маршал Кейт[39], раненный в самом начале сражения, умер в тот же день в самой церкви; здесь сохранилась скамья, окрашенная его кровью. Военные пруссаки чтут эту скамейку как святыню и время от времени появляются, чтобы взять от скамьи кусочек дерева для них священного. Урна, поставленная у ризницы, обозначает место, где покоятся останки маршала. Осмотрев внутренность церкви, я поднялся на колокольню, с которой можно видеть все поле сражения; здесь я оставался бы очень долго, если б барабан не дал знать, что полк уже в сборе и готов к выступлению, поэтому я поспешил, чтобы вести батальон.
От Гох-Кирха мы пошли на Бауцен, или Будисин, город основанный еще вандалами, судя по названию; здесь мы сделали привал, но не достаточный, чтобы можно было осмотреть замок, в котором некогда жили саксонские курфюрсты. Пройдя еще полторы мили, мы расположились по квартирам в Шмелане.
11 апреля. Пятница.
Выступили в 5 часов утра. Полк собрался в Бишов-Шверде, затем направился по большой Дрезденской дороге и остановился, не доходя 1 мили этой столицы, на квартирах в Швульвигте.
12 апреля. Суббота.
Дрезден. Наш корпус стянулся к воротам Дрездена к полудню, а государь прибыл лишь к 2-м часам.
Полки Гренадерский и Павловский зачислены в гвардию, поэтому наша пехота составила 2 дивизии: в первую дивизию вошли полки — Преображенский, Семеновский, Измайловский и Егерский, во вторую дивизию вошли полки — Литовский, Гренадерский, Павловский и Финляндский. Кроме того, прусская гвардия присоединилась к нашей, она построилась в боевом порядке между нашими обеими дивизиями.
Все население Дрездена вышло глядеть на нас, кричали «ура», которому они научились после Славы России. Государь и король Прусский проехали перед колоннами, поместились на Альт-Марке, где пропустили мимо войска церемониальным маршем.
Шли в следующем порядке:
1) Первая пехотная дивизия императорской гвардии.
2) Пехота прусской гвардии.
3) 2-я пехотная дивизия императорской гвардии.
4) 3-й армейский корпус в составе гренадеров и гвардейская кавалерия, русская и прусская, и артиллерия.
Нельзя себе представить удивление немцев при виде блестящей выправки всех наших войск, так как по сведениям, переданным им французами, русская армия погибла, так же как и французская.
Я сам был поражен нашей кавалерией, которую я не видел с 1812 года. Тогда она была в ужасном состоянии, а сегодня в блестящем виде.
Молодые девушки, все в белом, стояли по обочинам улиц и забросали путь цветами при нашем проходе; население величало нас избавителями Европы, выражало неподдельную сердечную радость. Для нас это было действительно большое прелестное торжество. Мы разместились по квартирам в самом Дрездене. Вечером была устроена иллюминация, и население все время наполняло улицы.
Я употребил остаток дня для осмотра собора, в котором хранятся мощи св. Констанция и св. Канделибуса. Не имел возможности осмотреть картинную галерею, так как она была еще закрыта и, кроме того, из предосторожности все, что было ценного и замечательного, отвезено в Кенигштейн.
13 апреля. Воскресенье. Пасха.
Беспрестанное христосование русских очень поражало саксонцев, которым этот обычай не был известен. После парада я посвятил время прогулке по городу. Знаменитый мост через Эльбу стоит на 15 арках, из которых две повреждены маршалом Даву во время его отступления. Совершив продолжительную прогулку в Брильском саду, раскинутом над Эльбой, и налюбовавшись чудным видом, я отправился в католическую церковь, где пришлось услышать чудную музыку. Вечером итальянскими артистами была исполнена опера «Весталка»[40]; спектакль этот осчастливили своим присутствием монархи. Их восторженно приветствовали. Опера прошла очень хорошо.
14 апреля. Понедельник.
Я присутствовал на заупокойной обедни, которую служили в католической церкви в память матери царствующего короля, умершей 30 лет назад[41]. Службу этакую совершают каждый понедельник со дня смерти ее. Церковь была задрапирована черным, придворные дамы, оставшиеся в Дрездене, тоже присутствовали в трауре. Опять довелось слышать дивную музыку.
После обеда я отправился смотреть картинную галерею, которая на этот раз была открыта, но была почти пуста. Был выставлен пожар Москвы.
15 апреля. Вторник.
Барон Эпшельвиц, с которым я на днях познакомился, предложил мне совершить с ним вечером прогулку в Нейштат; это часть города Дрездена, расположенная на правом берегу Эльбы. В Нейштате очень красивый бульвар, красивая площадь, посреди которой воздвигнута конная статуя короля польского и курфюрста саксонского Августа 2-го[42]; королевский сад с замком, в котором король никогда не жил.
Барон Эпшельвиц, его две дочери и я гуляли очень долго в саду, огражденном с одной стороны валом, с которого открывается чудесный вид.
Возобновление неприятельских действий
16 апреля. Среда.
Нашему полку приказано выступить в 7 ч. утра, а мне разрешено остаться еще на несколько часов в Дрездене, поэтому я выехал с Храповицким только в 2 часа днем верхом. Мы ехали под дождем, который принимался нас мочить несколько раз. Проехали Вильсдруф и Нассен и догнали наш полк на стоянке в Морбахе.
17 апреля. Четверг.
Неприятель находился довольно близко, поэтому отдан приказ стать бивуаками, но затем приказ этот отменен, и разрешили нам стать по квартирам, которые мы заняли совместно с главным штабом в Герингсвальде, пройдя Вальдгейм.
18 апреля. Пятница.
Мы двинулись через Рохлиц и Гейтганг в Эсшфельд, где стали по квартирам. К вечеру потребовали полковых квартирмейстеров, чтобы им указать под самым Эсшефельдом место для наших бивуаков. Полк должен был выступить немедленно. Ночь была темная, беспрерывно шел дождь; при таких обстоятельствах бивуаки не представляли ничего заманчивого, поэтому эта перспектива не могла нам доставить ни малейшего удовольствия. На наше счастье последовало новое распоряжение, мы должны были оставаться по квартирам до 4-х ч. утра.
19 и 20 апреля. Суббота и воскресенье.
Мы покинули наши квартиры в Эсшефельде до 5 ч. утра в субботу и согласно полученному накануне приказу расположились около этой деревни. Здесь мы простояли до 1 часу дня, затем двинулись на Лобштедт, где опять стали на бивуаках. На этих позициях мы услышали впервые после Московской кампании пушечные выстрелы[43]. В ночь с субботы на воскресенье барабан нас поднял раньше 1 часа ночи, и вся армия, как русская, так и прусская, выступила немедленно.
Командование объединенной армией, русской и прусской, возложено было на генерала-от-кавалерии графа Витгенштейна, так как фельдмаршал князь Кутузов заболел и поэтому отстал от армии[44]. Поход нашего корпуса был затруднен прусскими колоннами, вследствие чего он прибыл на бивуаки только к 10 часам утра воскресенья. В 3 ч. дня корпус снова выступил, направляясь на Лютцен, где уже с утра началось сражение.
Прибыв на поле сражения, наш корпус, составляя резерв, занял позиции сзади линии центра русско-прусской армии. Пришлось занять очень длинную линию. В это время наши заняли деревни: Гросс- и Клейн-Горхены и Рано. Победа казалась очевидной; император, король прусский и граф Витгенштейн приехали нас поздравить. Едва они миновали голову наших колонн, неприятельские бомбы начали долетать до нас. Стало ясно, что французские батареи придвинулись к нам, несмотря на наш перевес[45].
Нам приказали построиться побатальонно в боевом порядке и выступить вперед. Скоро большое число бегущих прусских войск пронеслось мимо нас. Нас остановили в некотором расстоянии от деревни, где мы были под страшным огнем неприятельских батарей.
Очевидно, французы возобновили нападение и завладели снова всеми деревнями, из которых мы их раньше вытеснили[46].
Это произошло в 6 час. вечера. Наш корпус сохранил свои позиции до ночи. Он легко мог снова взять деревню, находящуюся перед ним, но не сделал это, так как не получил приказа, поэтому ограничился только наблюдением. В это время произошло событие, заставившее нас смеяться. С наступлением сумерек неприятельский огонь уменьшился, вдруг к нам примчались неизвестно откуда три орудия прусской легко-конной артиллерии под командой очень храброго офицера. Орудия стали на позицию, офицер, узнав, что наш бригадный командир барон Розен, подошел к нему, поднес руку к козырьку, сказал:
«Mit eriauben» (с позволения) и, не дожидая ответа, скомандовал: «Erste canon—feer» (первое орудие — пли), и три гаубицы начали пальбу с удивительной поспешностью. Французы, вызванные таким поступком, начали нам отвечать с батареи в 30 орудий, вследствие чего все стали говорить прусскому артиллеристу, чтобы он убирался к черту со своими орудиями, которыми нельзя нанести неприятелю вреда столько, сколько он нам причинил. В то же время барон Розен, чтобы избежать совершенно напрасной потери, приказал нам отступить; отряд прусской кавалерии, находившейся сзади, прошел вперед, чтобы прикрыть наше отступление, а прусский артиллерист, виновник всего происшедшего, скомандовал: «Ruck vept marche» (назад марш) и исчез со своими орудиями так же стремительно, как и появился.
Ночь настигла нас в этой передряге; кавалерия прусская, спешившаяся для отдыха, упустила несколько лошадей, которые, на несчастье, побежали на нас. Вследствие страшно темной ночи мы, предположив, что нас атаковала неприятельская кавалерия, построились в каре и дали залп. Кирасиры, подоспевшие за своими лошадьми, рассеяли наше заблуждение, и прошло много времени, пока восстановили порядок, нарушенный злополучным «мит эрлаубен».
В 10 ч. вечера мы оставили поле сражения у Лютцена, направились в Погау, где остановилась на ночлег императорская квартира. Здесь мы расположились тоже на бивуаках.
Армейский корпус генерала Милорадовича не представил донесения за этот день, так как все время сражения наблюдал за дорогой на Вейсенфельд[47].
21 апреля. Понедельник.
Выступили в 5 ч. утра. Наш корпус направился через Лобштедт и Борну к бивуакам у Фрохбурга.
22 апреля. Вторник.
Продолжая наше отступление, мы прошли за Рохлиц, где расположились бивуаками.
23 апреля. Среда.
Наш корпус прошел Вальдгейм и стал бивуаками у дер. Эцдорф. Вечером слышали довольно усиленную пальбу в арьергаде[48].
24 апреля. Четверг.
Главная квартира графа Витгенштейна, а также наш корпус перешли через Нассен в Вильсдруф.
25 апреля. Пятница.
В 3 ч. дня нам произвели смотр, и тотчас после смотра мы выступили на Дрезден. Мы не вступали в этот город, где всего несколько дней назад нас торжественно приветствовали, мы его обошли, и переправившись на правый берег Эльбы, совсем близко расположились на бивуаках.
26 апреля. Суббота.
Выступили на Радеберг.
27 апреля. Воскресенье.
На местах. Наш бивуак упирался левым крылом в Радеберг, а правым в Август-Баден, известный своими минеральными водами. Наполеон вступил в Дрезден.
28 апреля. Понедельник.
По слухам, французы перешли Эльбу[49]. Наш корпус выступил на Бишофсверд, позади которого мы расположились на бивуаках.
Князь Кутузов умер несколько дней назад.
29 апреля. Вторник.
На местах.
Бауцен (Будиссен)
30 апреля. Среда.
Наш корпус выступил на Бауцен и, пройдя этот город, расположился бивуаками в укрепленной местности.
1 мая. Четверг.
К полудню нам приказали переменить позиции, для чего мы отступили около 1 000 саженей по дороге на Герлиц. В продолжении всего дня не было слышно ни одного пушечного выстрела.
Из сегодняшних донесений стало известно, что король саксонский перешел на сторону французов[50], а австрийский император прислал посла в главную квартиру императора Александра.
2 мая. Пятница.
Сегодня с утра я занялся корреспонденцией, а затем осмотром нашей позиции. Она упиралась левым флангом в лесистую возвышенность, тянулась вправо, имея по фронту Бауцен в огромной равнине. Правый фланг был совершенно открыт, и так как у нас кавалерии больше, чем у неприятеля, то поле сражения признано для нас удовлетворительным, тем более, что фронт нашей позиции был усеян редутами и окопами. Во всяком случае внушала опасение громадная площадь поля сражения, на котором наша армия, несмотря на свою многочисленность, казалась незаметной.
3 мая. Суббота.
Наконец, после трехдневного затишья мы услышали пушечные выстрелы. Императорская квартира перешла из Бауцена в Лаубау.
Авангард под командованием генерала Милорадовича вытянулся до Бауцена, но французы не продвигались дальше.
4 мая. Воскресенье.
Весь день прошел спокойно, не считая нескольких пушечных выстрелов, которыми обменялись к вечеру.
5 мая. Понедельник.
Утром произошла небольшая перестрелка в авангарде. Армия, осаждавшая Торн под начальством генерала Барклай-де-Толли, присоединилась к нам сегодня и заняла наш правый фланг[51]. Эта поддержка нелишняя.
6 мая. Вторник.
Большое спасибо, неприятель отступил после первых же выстрелов наших пушек.
7 мая. Среда.
Я был дежурный. Генерал Лавров, к которому я, по обыкновению, явился с рапортом, сказал мне, что французы маневрировали на свой левый фланг, и это сообщение подтвердилось после обеда, так как наш корпус выступил в 4 часа дня направо до деревни Пуршевиц. Это место, где прежде было наше крайнее правое крыло, а теперь под командой генерала Барклая-де-Толли были заняты нашими войсками все возвышенности, которые сегодня сильно атаковал неприятель[52]. Генерал Клейст[53] со своими пруссаками тоже вступил в бой немного левее генерала Барклая. Наш корпус находился подле Пуршвиц, позади генерала Клейста, не вступая в бой, который прекратился к вечеру.
8 мая. Четверг.
Французы вновь атаковали Барклая-де-Толли. К 4 часам дня дело приняло серьезный оборот, завязалось общее сражение. Наш корпус стал под ружье. Наш авангард тем временем выступил из Бауцена, а неприятель занял этот город и к вечеру выдвинул своих стрелков вперед на лесистые возвышенности у нашего левого фланга. Ввиду видимого их успеха наш корпус получил приказ покинуть позиции у Пуршвица и передвинуться на крайний левый фланг, где он занял позицию у подножия возвышенностей. Павловский полк, откомандированный в лес, заставил неприятельских стрелков отступить. Они прекратили огонь только поздно вечером.
На этих позициях наш полк оставался до 10 ч. вечера, а в 10 часов корпус устремился вперед, чтобы занять первую линию, упираясь левым крылом в возвышенности, все еще занятые нашими стрелками.
3-й корпус занял позиции сзади нашей, во второй линии.
Государь приехал нас посмотреть и приветствовал солдат, убеждая их завтра храбро сражаться.
Так мы остались на ночь, разумеется, не раздеваясь.
9 мая. Пятница. 10 мая. Суббота.
Сражение под Бауценом. Чуть свет мы были под ружьем. В редутах перед нами было 200 орудий. Они заиграли в 6 ч. утра. Наши батальоны были развернуты. Французы с утра направили все свои силы на наш правый фланг и удовольствовались лишь обстреливанием из орудий остальной нашей линии. Батареи, расположенные впереди нас, им отвечали мужественно.
В начале дела 3 корпус выступил вперед, чтобы нас поддержать, а затем остался в первой линии, а мы перешли во вторую. К 6-ти часам вечера, когда неприятель взял перевес на нашем правом фланге, получен приказ отступить. Финляндский полк был направлен в маленькую деревушку, вправо от нас в центре главной позиции. Остальная часть корпуса, обстреливаемая все время неприятельскими орудиями, начала отступление побатальонно в замечательном шахматном порядке. Государь был в восторге от точности нашего маневра и передал нам это через своего адъютанта[54].
Когда мы были вне выстрелов французских пушек, мы построились в походные колонны и шли всю ночь с пятницы на субботу. Утром 10-го, пройдя Рейхенбах, мы остановились на несколько часов, а в 1 час дня снова выступили и направились за Герлиц, где заняли позиции до конца дня.
Отступление после Бауцена
11 мая. Воскресенье.
Наш корпус выступил до 6 час. утра. Он направился в Силезию через Лаубау и остановился бивуаками в Тимендорфе.
Моя щека распухла, я не мог стоять в палатке, поэтому занял квартиру в Тимендорфе. Нельзя себе вообразить, как жители Силезии были огорчены приближением неприятеля.
12 мая. Понедельник.
Мы отступали на Ловенберг. Слышна была канонада в арьергарде.
13 мая. Вторник.
Наш корпус остановился в Гольдберге. Снова была слышна канонада. Жадовский, офицер нашего полка, вчера прибывший прямо из Петербурга, очень скверно принят офицерами, но я лично был рад его видеть, так как он мне сообщил много о моих сестрах и о г-же Б.
Моя щека, все еще опухшая, поэтому, не рискуя оставаться в палатке, я отправился на квартиру в соседнюю деревню.
14 мая. Среда.
На местах. Мой флюс не прошел еще, поэтому я оставался бы весь день в деревне, но пушечные выстрелы, извещавшие о приближении неприятеля[55], вынудили меня покинуть квартиру и отправиться ночевать в лагерь.
15 мая. Четверг.
Нам приказали выступить в 3 часа ночи. Сойдя с большой дороги, ведущей от Гольдберга на Лигниц, наш корпус своротил вправо и направился в горы до деревни Зейхау, где расположились бивуаками в ожидании нового распоряжения до 7 часов вечера. В этот момент государь приезжал нас посмотреть. Он имел вид очень довольный и объявил нам, что австрийцы примкнули к нам[56]. Затем мы еще прошли по направлению к Яуэру и, сделав приблизительно полмили, остановились бивуаками недалеко от Геннерсдорфа.
Арьергард сегодня опять имел дело, в котором наш и третий корпуса должны были поддержать в случае надобности, но надобности в этом не оказалось, хотя канонада сильно к нам приблизилась.
16 мая. Пятница.
Спали мы спокойно до 5 часов утра, когда выступили через Яуэр и Стригау, чтобы стать лагерем за этим последним городом. Неприятель почти не двигался, и в течение дня была слышна только незначительная канонада.
17 мая. Суббота.
На местах. Все было спокойно, не было никакой стычки. Неприятель взял у нас на Бреславской дороге 10 пушек[57].
18 мая. Воскресенье.
На местах.
19 мая. Понедельник.
Наш корпус направился на Швейдниц и расположился лагерем за городом в укрепленной позиции.
20 мая. Вторник. 21 мая. Среда.
На местах. Занялись укреплением нашей позиции и исправлением укрепления (фортификации) Швейдница.
22 мая. Четверг.
Несмотря на всю работу по укреплению Швейдница, мы покинули этот лагерь в ночь на четверг в 2 часа, чтобы идти по направлению к Штрехлену в Грос-Вильнау, деревню расположенную очень близко от Нимстра, где наш корпус остановился в лагере. Жара и пыль сегодня очень беспокоили нас.
23 мая. Пятница.
Главная квартира выступила еще ночью, мы проснулись в предположении следовать за ней. Однако приказ к выступлению последовал не так скоро. Дивизия выступила лишь в 5 часов вечера; она направилась в Стрелен, где расположилась лагерем, упираясь левым крылом к городу.
Предвидя, что этот поход продолжится ночью, и не имея батальона, для командования, я уехал вперед с князем Щербатовым[58]. Несмотря на хороший ход наших лошадей, мы едва достигли Стрелена к исходу дня, и, пользуясь близостью этого города от нашего лагеря, мы здесь очень удобно расположились ночевать.
24 мая. Суббота.
На местах. Объявили, что государь будет в Стрелене, но он не прибыл.
Наши резервы сегодня присоединились к нам, вследствие чего наш корпус сильно увеличился.
Я занялся визитами. Был у Фукса и Ляпунова[59], моего старого командира.
Перемирие
25 мая. Воскресенье.
С некоторого времени стали говорить о прекращении военных действий; сегодня этот слух подтвердился, несмотря на то, что в приказе ничего не было сказано[60].
Наш корпус выступил раньше 10 часов утра. Полк сделал очень большой переход. Он направился через Рейхенбах на Ланген-Белау, где занял квартиры.
Императорская квартира поместилась в Петерсвальде, а главная квартира главнокомандующего армией Барклая-де-Толли в Рейхенбахе.
Город Бреславль, находившийся между двумя демаркационными линиями, признан нейтральным. По этому распоряжению наша армия тылом своим касалась Богемии.
26 мая. Понедельник.
Я совершил прогулку в Рейхенбах, расположенный от Ланген-Белау всего в расстоянии мили с лишним.
27 мая. Вторник.
Состоялся смотр нашего полка, поэтому я отправился в Рейхенбах, чтобы присутствовать на смотре. Какой-то австрийский генерал присутствовал на смотре, и государь постоянно обращался к нему.
Я застал графа Аракчеева за перекопкой маленького садика, примыкавшего к его квартире. Он работал, так, как будто это была его собственность.
29 мая. Четверг.
Наш батальон заступил караулы у государя, я был начальником караулов, поэтому вынужден был провести весь день в Рейхенбахе. Я очень долго гулял по саду при замке, содержимом в самом лучшем виде. Немцы, как видно, любят садоводство, и у каждого крестьянина есть садик. Граф Аракчеев поступает как немец. Я его снова застал за перекопкой сада своего хозяина, я и не подозревал, что он так любит сельское хозяйство. В общем день я провел довольно приятно, но нельзя сказать то же о ночи. За неимением другого помещения, я отправился на гауптвахту и вместо кровати имел только немного соломы, точно как на бивуаке.
30 мая. Пятница.
По смене караула я отправился в Ланген-Белау. Эта деревня очень растянута от одного конца до другого по крайней мере версты четыре, поэтому когда мы желали навестить друг друга, нужно было сделать переход больше, нежели в Рейхенбах или Петерсвальде. К счастью наш генерал Потемкин поместился как раз в центре деревни; я к нему явился сегодня по возвращении из Петерсвальде.
Я поместился вместе с Храповицким во втором этаже, а в 1-м помещался сам хозяин. Он нам отпускал очень хороший обед хотя совершенно простой; прислуживали нам дочери хозяина — красавица Юлия и маленькая Тереза, которая тоже не дурна собой. По обыкновению Храповицкий ухаживал за первой, я за второй, но случалось нам ошибаться, особенно когда одного из нас не бывало дома, и принимать Терезу за Юлию и Юлию за Терезу.
31 мая. Суббота.
Погода чудная и лесистые горы, окружающие Ланген-Белау, представляют очень красивую перспективу, особенно когда их верхушки в облаках.
Июнь
1 июня. Воскресенье.
Сегодня троица и праздник Измайловского полка[61], который присутствует на богослужении в Петерсвальде. После обедни солдаты завтракали в саду. Государь и король прусский и его молодые принцы присутствовали на этом завтраке. Затем полк прошел церемониальным маршем перед монархами, а офицеры полка обедали у государя.
3 июня. Вторник.
Вечером я побывал в Рейхенбахе в надежде увидеть Бурцова[62], но он уже уехал.
8 июня. Воскресенье.
Уже три-четыре дня государь в отсутствии. Его величество отправился в Богемию; одни говорили, что для совещания с австрийским императором, другие утверждали, что для смотра австрийских войск, которые должны были присоединиться к нам для совместного действия против французов.
Генералу Потемкину вздумалось устроить карусель в Ланген-Белау. Сегодня я впервые ее увидел, все дожди мешали.
11 июня. Среда.
Я обедал у генерала Потемкина, где положительно утверждали, что государь еще не видел австрийского императора, которого ждали в Дрездене.
12 июня. Четверг.
Государь возвратился в Петерсвальде.
13 июня. Пятница.
Желая узнать новости, я отправился к генералу Потемкину, который был в Петерсвальде после возвращения государя, но тайна непроницаема, и все, что мне удалось узнать от генерала, это, что его величество ему сказал, что видел австрийские войска.
Свита государя уверяла, что государь не видел австрийского императора, но что он имел много совещаний с первым министром австрийским[63] и что даже одно из этих свиданий длилось непрерывно 9 часов. Еще говорили, что 18 числа предстоит большой смотр, на котором будут присутствовать несколько генералов австрийских.
14 июня. Суббота.
Французские бюллетени не перестают рекламировать преданность саксонского короля. Что касается лично короля, то это верно, но относительно населения дело обстоит совсем иначе. Сегодня я узнал один эпизод, убеждающий в противном. Один офицер гвардейской артиллерии, некто Тимон[64], был взят в плен в сражении при Бауцене и отправлен в Дрезден. Один из жителей этого города, увидав как-то его, тайно подошел к нему и сказал очень тихо: «У меня есть только два экю (мелкая монета), но тем не менее я желаю, так же как и все мои соотечественники, способствовать улучшению положения русских пленных, которые по обыкновению лишены всяких средств, я прошу вас не обижайте меня отказом, примите половину моего сокровища, т. е. один экю». Тимона очень растрогало это выражение привязанности, и он уверял, что несколько раз повторялись такие случаи во время его пребывания в плену. Самое его освобождение — дело рук саксонцев, преданных русским. Из Дрездена пленных отправили в Лейпциг[65].
Один гражданин этого города предложил свои услуги к побегу Тимона и двух его товарищей, прусских офицеров. Он доставил платье для переодевания и паспорта лейпцигских студентов. Дал им проводника, который проводил их в Теплиц, а оттуда они легко могли сами добраться до главной квартиры русско-прусской армии; во время всего путешествия от Лейпцига до Теплица в местах, занятых французами, их выдавали за студентов и помещали под охраной старост сельских, поверяя им секрет, и ни один из них не подумал даже их выдать. Такое отношение саксонцев не подтверждало их расположение к французам.
15 июня. Воскресенье.
Я был в Петерсвальде с визитом у графа Аракчеева, который сообщил мне, что 19-го он едет в Варшаву. Передал мне письма из Петербурга. Меня очень огорчил отъезд графа, так как, вероятно, в его отсутствие прекратится доставка моей корреспонденции.
16 июня. Понедельник.
В 6 часов вечера сегодня произвели учение. Все жители Ланген-Белау высыпали смотреть.
18 июня. Среда.
Большой смотр. Войска выстроились в две линии в огромной равнине между Петерсвальде и Ланген-Белау. Была только пехота: две пехотные дивизии русской императорской гвардии и 4 батальона прусской королевской гвардии. Король прусский и принцы прибыли к 10 часам утра. За ними, на небольшом расстоянии, следовали принцессы прусского королевского дома (русская государыня Александра Федоровна, тогда еще принцесса Шарлотта, была в том числе[66]) со всеми придворными дамами в великолепных колясках.
Проследовав за государем по обеим линиям, обе коляски остановились в стороне около монархов, и войска прошли скорым шагом. Во время смотра я командовал 1-м батальоном нашего полка.
19 июня. Понедельник.
1-й батальон произвел учение в присутствии государя и затем заступил в караулы. Я был начальником караулов в Петерсвальде 24 часа. После парада я отправился к графу Аракчееву, но не застал его, так как он выехал в дорогу еще в 5 часов утра.
Король прусский со всей семьей обедал у государя, который был донельзя любезен. Он проводил принцесс к экипажу. После отъезда государь задержал у себя музыкантов нашего полка и занялся с ними изучением австрийского марша по нотам, которые он достал в свою поездку в Богемию, цель этой поездки имела политическое значение. У этого человека очень странный характер: самые серьезные дела не могли отвлечь его от страсти увлекаться самыми пустяками.
20 июня. Пятница.
Выйдя, чтобы идти на парад, государь приказал прекратить барабанный бой и очень милостиво говорил с некоторыми солдатами и со мной. Он был в очень хорошем расположении духа.
По смене караула я возвратился в Ланген-Белау. Новый генерал и старый наш сослуживец барон Дибич[67] приехал нас навестить. Быстрое повышение по службе и успехи нисколько не изменили его, он с нами обращался также сердечно и радушно, как будто он еще состоял у нас маленьким офицером.
Дибич, сын старшего адъютанта Фридриха Великого, призван в Россию императором Павлом[68] и в первые годы царствования императора Александра принят прапорщиком в Семеновский полк. Он был уже поручиком, когда я поступил в полк. Генерал Депрерадович[69] не хотел назначить его в караул на Каменный остров, так как он был очень некрасив. Тогда Дибич обратился ко мне как батальонному адъютанту, а я его отвел к генералу Депрерадовичу, которого он, так сказать, заставил отменить свое распоряжение. В Гутештаде[70] он указал великому князю на позицию, которую советовал занять для батареи. Совету его последовали, получился хороший результат, за что Дибич награжден был орденом св. Георгия 4-й степени. В 1806 году он зачислен в свиту его величества, так назывался тогда главный штаб по квартирмейстерской части в чине подполковника. Он служил с замечательным рвением в штабе графа Витгенштейна в 1812 году. Всем также известны подвиги его, приведшие к Адрианопольскому миру[71].
21 июня. Суббота.
Мы, т. е. Храповицкий и я, пообедали рано, чтобы иметь возможность съездить в Франкенштейн, маленький городок по дороге между Нимштшем и Варте. Дорога от Ланген-Белау до Франкенштейна проходит горами. Направо видна крепость Зильберберг, выстроенная на трех очень крутых возвышенностях.
Франкенштейн так же велик, как и Швейдниц. Впрочем, все немецкие города очень схожи между собой. Обыкновенно имеется большая квадратная площадь в центре, прорезываемая в самой середине главной улицей, а остальные упираются в углы площади. Городская ратуша и церковь воздвигнуты посреди, а остальной город прорезан еще поперечными улицами, количество которых зависит от величины города. Дома двух- и трехэтажные, но настолько узки, что редко попадаются больше трех-четырех окон по фасаду. Города Дрезден, Бауцен, Гер-лиц и пр[очие] не входят в счет описываемых мною, но они вполне подходят к Франкенштейну. Едва въезжаешь в маленький немецкий город, как вас осаждает толпа полунагих мальчишек, предлагающих вам свои услуги: берут ваших лошадей, исполняют ваши поручения, проводят вас в трактир и целуют вам руки, когда вы им дадите несколько мелких монет. Мы испытали все это в Франкенштейне и расположились в трактире «Черный Орел». Пребывание наше здесь было непродолжительное. Поводом нашей поездки было любопытство и нетерпящая необходимость купить сапоги, славящиеся здесь на всю окрестность. Исполнив здесь все, что нужно было, мы тотчас пустились в обратный путь в Ланген-Белау, куда прибыли к 8 час. вечера.
22 июня. Воскресенье.
Государь приказал собрать в Петерсвальде всех детей полковых священников, чтобы они пели в церкви. После обедни он приказал раздать по серебряному рублю каждому, что очень не понравилось начальнику императорской квартиры, который открыто говорил, что скоро государь останется без гроша.
Брат мой Николай тоже был в Петерсвальде, я его взял с собой обедать в Ланген-Белау. Вечером состоялся довольно комический концерт.
23 июня. Понедельник.
Я провел день у моих двоюродных братьев, квартировавших в Шлаупитце, за Рейхенбахом и в 2-х милях от нас. На обратном пути дождь меня сильно измочил.
25 июня. Среда.
Мы отправились большой компанией в Гнаденфрей, колонию гернгутеров, в нескольких милях от Ланген-Белау и Рейхенбаха. Первым делом по прибытии туда была забота о помещении наших лошадей и о заказе обеда в трактире. Пока готовили обед, мы имели достаточно времени для осмотра городка, и вот мои наблюдения. Гнаденфрей совершенно похож на Гнаденберг, о котором я уже говорил 4-го и 5-го апреля этого года. Его население исключительно фабричное. Есть здесь всевозможные материи и даже сукна. Церковь без всяких украшений и даже нет распятия. Хоры и орган — все ее украшение. В Гнаденфрее два воспитательных дома, один для мальчиков, другой для девочек: они очень хороши и содержатся очень тщательно. Преподают французский язык; молодые люди изучают разные рукоделия и ремесла, подходящие к их возрасту; изделия их продаются в пользу воспитательных домов.
26 июня. Четверг.
Я обедал в Литовском полку в Шейферсдорфе, находящемся в расстоянии одной мили к северу от Рейхенбаха.
27 июня. Пятница.
Многие наши офицеры отправились в Франкенштейн: меньшой Чадаев[72] и я в бричке, а остальные верхом. Мой попутчик обратил мое внимание на одну вещь, ускользнувшую от меня при моем первом посещении Франкенштейна. Он обнесен стеной с амбразурами, из которых одна квадратная вышиной в 12—15 саженей и наклонена от самого основания, так что одна сторона образует острый, а другая тупой угол.
Пообедав в Франкенштейне, мы с Чадаевым отправились в Петервиц, деревню, известную своими железистыми водами, расположенную в полмили к северо-востоку от Франкенштейна. Когда мы выкупались, было уже 9 часов. Наш кучер сбился с дороги, возил нас по горам, и уже было за полночь, когда он остановился среди леса и объявил нам, что не знает куда ехать. Мы послали его искать проводника, и, к счастью нашему, он нашел мельника, которого и привел к нам через четверть часа. Мы взяли его с собой, несмотря на то, что он был легко одет, а ночь была холодная. Он нас вывел на настоящую дорогу, и мы возвратились в Ланген-Белау только к 3 часам ночи.
29 июня. Воскресенье.
У меня обедали.
30 июня. Понедельник.
Бакунин и Храповицкий провели два дня у меня и уехали только сегодня после обеда. Я узнал, что государь отсутствовал с 27 числа; говорили, что для свидания с шведским наследным принцем[73].
Июль
1 июля. Вторник.
Уверяют, что перемирие продолжено еще на некоторое время. Желательно поскорее выйти из Ланген-Белау. Наши люди пока еще не болеют, но ежедневно видят похороны туземцев. Боюсь, чтобы это не перешло к нам. Эти похороны совершаются довольно торжественно. Впереди идут маленькие мальчики попарно с крестами и поют гимны. Затем гроб, пастор и несколько стариков в треугольных шляпах и черных одеждах и, наконец, женщины в черных шнуровках, передниках, платках (косынках), перчатках и белых чепчиках с большим бантом на лбу и с большими корзинами в руках. Эти женские наряды — достояние более зажиточных и употребляются не только в дни траура, но также при всех торжественных случаях (к обедни и др[угих] торжествах). Они передаются от поколения к поколению с приданым у более зажиточных невест. Обыкновенно немцы ходят босые, только некоторые молодые люди и старики ходят в обуви всю неделю, остальное население пользуется этим преимуществом только по воскресеньям. Молодые люди надевают сюртуки только в праздники, а обыкновенно их костюм составляют суконная куртка и круглая шляпа. Когда старые женщины появляются, наряженные в свои парадные костюмы, они всегда имеют соломенные шляпы, но я никогда не видел, чтобы хотя одна из них надела ее на голову, а всегда держат в руке. Бедные, составляющие рабочий класс, сохраняют те же наряды, но совершенно изношенные, и их грязные ноги очень отвратительны. Эти люди работают, как волы, мяса почти никогда не едят, а питаются исключительно картофелем[74].
2 июля. Среда.
Государь возвратился вчера в Петерсвальде. По всему видно, что перемирие продлится. Я это узнал от генерала Потемкина, который провел несколько дней в Ландеке, маленьком городке Силезии, в 2-х милях к юго-западу от Глатца. Он видел там прусскую королевскую семью и слышал это известие от принцессы Шарлотты (впоследствии императрицы Александры Федоровны[75]).
3 июля. Четверг.
Государь опять уехал, но никто не знает куда и зачем.
5 июля. Суббота.
Ввиду парада, предстоящего нашему полку, я вынужден был отправиться в Петерсвальде, где я увидел возвратившегося из своего путешествия графа Аракчеева. Он мне сказал, что перемирие продолжено до 28 числа. Он вручил мне также письма от г-жи Б. и очень хорошенький подарок от нее. Я не знал, как благодарить графа, она не перестает заботиться обо мне.
6 июля. Воскресенье.
У обедни я узнал, что государь возвратился в 4 часа утра. Цель его поездки — непроницаемый секрет, я только слышал за обедом у Свечина и Симонова[76], что его величество был очень занят все эти дни и часто проводил целые ночи за работой.
9 июля. Среда.
Я обедал у Бороздина[77] в Рейхенбахе. Там я узнал о поражении французов в Испании у Витории. Сражение происходило 21 и 22 июня (по новому стилю 9-го и 10-го июля). Французы потеряли 150 пушек и весь транспорт[78].
11 июля. Пятница.
Я совершил прогулку в Франкенштейн с полковником Набоковым.
13 июля. Воскресенье.
Я был дежурный в Петерсвальде. Все генералы гвардии обедали у государя, много толковали о возобновлении военных действий. Утверждали, что корпус графа Ланжерона[79], а также часть прусской армии уже на бивуаках. Перед обедом я сделал визит также графу Аракчееву, но письма от г-жи R не было; это меня очень огорчило.
14 июля. Понедельник.
По смене дежурства я возвратился в Ланген-Белау. Войска, выступившие в лагерь, снова вернулись в квартиры.
15 июля. Вторник.
Государь присутствовал на маневрах нашего полка. Он приказал снять запрещения, наложенные на мои земли за долги моего отца[80].
Государь и король завтракали вместе после учения, а затем государь немедленно уехал к великому князю, где должен будет ночевать и завтра произведет смотр 80-ти эскадронам кавалерии.
17 июля. Четверг.
Государь возвратился в Петерсвальде.
18 июля. Пятница.
Я отправился к Храповицким в Петервиц. Было поздно, когда я был в первый раз, так что я не мог осмотреть что-либо за недостатком времени. В этот раз я все осмотрел и тем хуже для меня. Грязь в ваннах невообразимая, трактир отвратительный, поэтому, не имея возможности достать что-нибудь покушать, мы вынуждены были отправиться в Франкенштейн обедать и оставались там до 8-ми часов вечера.
20 июля. Воскресенье.
Произвели смотр всей гвардейской пехоты в равнине между Петерсвальде и Ланген-Белау. После парада служили обедню при дворе, после которой я с Николаем возвратился обедать к нам. Двоюродный брат Иван уехал на несколько дней в Белосток в резервный батальон их полка. Синявин мне сообщил, что конгресс в Праге[81] открыл свои заседания уже третьего дня. Он уверял, что Наполеон не пожалеет ничего для заключения мира, который ему необходим, так как он может выставить только 250000 человек против нашей армии, достигшей 700000 человек[82].
22 июля. Вторник.
Я был приглашен обедать к Полторацкому[83], но флюс помешал мне воспользоваться приглашением, я не мог выходить. Я проснулся с опухшей щекой. День я провел в совершенном одиночестве и в ужасной тоске. Все мои сожители были на обеде.
23 июля. Среда.
Мой флюс немного уменьшился, я выходил.
25 июля. Пятница.
Государь, находясь с 20-го числа в Ландеке, ухаживал за принцессами, сегодня в Нимптоне произвел смотр 3-му корпусу и возвратился в Петерсвальде.
27 июля. Воскресенье.
Я побывал в Петерсвальде, чтобы немного поухаживать за графом Аракчеевым, но он был так занят, что я не успел сказать ему и двух слов. Сегодня при дворе появилась новая личность — это князь Платон Зубов, известный фаворит императрицы Екатерины[84]. Он был в числе других, и на него никто не обращал особенного внимания, настало другое время. Недоумевали для чего он появился, так как он не боевой человек.
28 июля. Понедельник.
Наконец конгресс в Праге распустили. Французский уполномоченный герцог Висенский (Коленкур) due de Vicence[85] появился высокомерно. Он начал с описания всех подвигов армии французской, но очарование ею было уничтожено после 1812 г., и ему решительно заметили, что уполномоченные прибыли в Прагу не для того, чтобы выслушивать бюллетени французские, а для переговоров о мире, предложили ему условия sine qua non[86], и так как они не были приняты, то австрийцы объявили, что они наши союзники, и на другой день должны были выступить.
Вторая кампания 1813 года
29 июля. Вторник.
Наш полк выступил из Ланген-Белау после 12-ти часов дня. Он направился на Зильберберг, где и остановился на бивуаках. Весь наш корпус стянулся сюда.
30 июля. Вторник.
Выступили в 4 часа утра. Пройдя Зильберберг, направились на Нейрод. Наш лагерь был у этого города.
31 июля. Четверг.
На местах.
Август
1 августа. Пятница.
Вступили в Богемию; направились через Браунау в Полиц, у которого расположились бивуаками.
2 августа. Суббота.
Бивуаки у Грос-Скалица, Вчерашний день, так же как и сегодняшний, был очень утомительный. Переходы были не слишком большие, но мы их совершали очень долго, долее 10 часов вследствие дурных дорог, которыми нам приходилось идти в горах. По-видимому, население этой страны очень радо нас видеть. Богемцы менее немцы, нежели все их соседи. Они скорее русские, так как их наречие и происхождение славянское.
3 августа. Воскресенье.
Наш корпус выступил в 4 часа утра. Он перешел Эльбу v Иоромица (Жоромица), т. е. на полмили выше Иозефсталя очень хорошо укрепленного города, и стал бивуаками у Ноделистье, деревни, расположенной между Иозефсталем и Кенигенграцем.
Генерал Моро[87], недавно прибывший из Америки, обогнал нас сегодня в походе. Он ехал на коляске в статском платье с Свиньиным[88], которого я хорошо знал в Петербурге.
4 августа. Понедельник.
На местах у Ноделистье. В Богемии так же гостеприимны, как и в России. Один помещик из окрестностей Иозефсталя, барон де-Степфлингер, был у нас накануне на наших бивуаках и пригласил нас к себе обедать на случай, если мы не выступим, поэтому мы—Полиньяк, Фаншо[89], Глазенап[90] и я — сели на лошадей, чтобы отправиться на приглашение. Барон проживал в деревне Вельховен, отстоявшей от Неделистье на 1 милю, и дождь нас мочил туда и обратно. В награду за это нас встретили с распростертыми объятиями и угостили прекрасным обедом. Дочь хозяина, хорошенькая Лидия Степфлингер, была в высшей степени любезна. Многие обычаи в Богемии схожи с нашими: напр[имер] закуска также в ходу, как и в России. Прежде чем сесть за стол, подают водку, называемую сливовица, которую мы пили в память наших общих предков с большим удовольствием, тем более, что мы, несчастные, промокли до костей.
5 августа. Вторник.
Мы шли 15 часов беспрерывно, приближаясь к Праге, останавливались на бивуаках у Слушавец.
6 августа. Среда.
Наш корпус сделал приблизительно 4 мили и расположился на бивуаках у Лаушица. Сегодня праздник Преображенского полка[91], меня пригласили на обед. Мне представился случай видеть необыкновенного человека. Он был без рук и делал все ногами. Он ногами писал, резал, брился, причесывался, брал табак и картами проделывал такие ловкие фокусы, что едва ли многие с руками в состоянии были сделать то же самое.
7 августа. Четверг.
Наш корпус опять перешел на левый берег Эльбы в Эльб-Костелеце, у которого расположился на бивуаках. Мы только в двух милях от Праги.
8 и 9 августа. Пятница и суббота.
Наш полк выступил в ночь с четверга на пятницу в 2 часа перешел Молдаву, остановился, чтобы сварить суп и затем шел весь день. 8 вечером прошел деревню Кметновец, шел еще всю ночь с 8 на 9 и остановился лишь в субботу в 8 часов утра у Клумтшана. Пока полк совершал этот переход, я, не имея под командой батальона, поступил совершенно иначе. Во время привала после переправы через Молдаву я почти ничего не ел, к вечеру почувствовал голод, поэтому уехал вперед с несколькими офицерами, и, увидя по дороге дом, по наружному виду довольно хороший, мы зашли, чтобы попросить пообедать. Старуха, жившая там, взялась приготовить нам обед, заставила нас прождать два часа и сварила нам плохенький суп, который и составил весь наш обед. Корпус за это время прошел, поэтому пришлось проехать некоторое расстояние на рысях чтобы его догнать. Ночь была очень темная, дождь не переставая лил. Артиллерия, находившаяся в хвосте, проходила через Кметновец как раз в то время, когда мы догнали корпус, и, зная наверно, что корпус будет идти всю ночь, я решился остаться здесь ночевать. Было всего 8 часов вечера, но в домах уже не было видно огней, вследствие чего мы находились в большом затруднении относительно отыскания ночлега, как вдруг случайно заметили один дом, выше других и очень сильно освещенный. Мы решились туда отправиться и постучались в дверь. Нам тотчас отворили, и владелец, пастор Гремовский, сам появился и пригласил нас зайти к нему. Конечно, мы не заставили себя просить, и к нашему большому удовольствию через 1/2 часа после нашего прихода гостеприимный хозяин пастор Гремовский приказал накрыть очень опрятный стол. Поужинав с удовольствием, мы тотчас отправились спать, для чего нам приготовили чистые постели. Мы проспали до 5 часов утра и едва встали, нам подали кофе. Поблагодарив пастора Гремовского за оказанное нам гостеприимство, мы сели на лошадей, чтобы догнать корпус, который мы настигли, как раз когда он стал, чтобы расположиться бивуаками.
10 августа. Воскресенье.
Корпус выступил в полдень, прошел Лаун, довольно значительный город, перешел Эгер и в 8 часов стал на бивуаках за Бриксом. По мере приближения к Саксонии[92] местность становится лучше и население кажется более культурным.
11 августа. Понедельник.
Утром многие офицеры, полагая, что будет дневка, отправились в Брике, но скоро их потребовали в лагерь, и они выступили через Дукс и Теплиц в Собохлебен, где наша дивизия расположилась бивуаками. 2-я гвардейская дивизия отделилась от нас в самом Бриксе и направилась налево по направлению к Георгенталю. Я простился с Николаем, не зная где и когда мы с ним увидимся опять.
Было очень поздно, когда дивизия проходила через Теплиц; пропустив ее, я остановился, чтобы ночевать с Пушкиным[93]. Мы заняли номер в меблированных номерах и покойно заснули.
12 августа. Вторник.
Мы оставались в Теплице до 11 часов утра, осмотрели ванны и их устройство[94]; затем мы присоединились к дивизии, которая весь день простояла в Собохлебене.
13 августа. Среда.
Дивизия выступила в 8 часов утра. Вошла в Саксонию через Петерсвальде и направилась на Голенб, где первоначально приказано было остановиться, но затем это распоряжение было отменено, она прошла дальше и расположилась бивуаками только у Котты.
Слышна была перестрелка со стороны Кенигштейна. Это. 2 корпус, резерв которого мы составляли, принимал меры, чтобы воспрепятствовать французам переправиться через Эльбу[95].
14 августа. Четверг.
Действие началось с рассветом у Кенигштейна. Наша дивизия стала под ружье в 6 часов вечера. Шел проливной дождь. Главная армия завязала сражение у Дрездена.
15 августа. Пятница.
Нам приказано выступить в 3 часа ночи с четверга на пятницу. Шел беспрерывно дождь при свежем ветре. Когда наша дивизия достигла Донову, был получен приказ возвратиться и направиться на Пирну для подкрепления графа Остермана, завязавшего бой. Схватка произошла только между стрелками. К вечеру, когда убедились, что неприятель не наступает, нам приказали поставить ружья в козлы и позволили отдохнуть. Главная армия от Дрездена ретировалась[96].
16 августа. Суббота.
Сражение в ущельях. В 8 часов утра дивизия была под ружьем. Построились в две линии в боевом порядке побатальонно и в таком построении двинулись вперед до хребта возвышенностей, у подножия которых егеря и 2-й корпус завязали бой; 3-й батальон семеновцев, находившийся на крайнем левом фланге второй линии, перешел на крайний левый фланг первой линии; генерал граф Остерман-Толстой принял командование над всеми войсками, соединенными под Пирной. В состав их вошли остатки 3 корпуса и одна гвардейская дивизия. Кроме того, было еще несколько эскадронов кавалерии[97]. Когда 3-й батальон выравнялся с остальными войсками 1-й линии, я заметил, что наши колонны вытянулись за цепь стрелков на левом фланге, поэтому я предложил генералу послать меня с несколькими стрелками вниз, чтобы протянуть цепь стрелков. Он согласился, дал мне двух офицеров и 60 человек (нижних чинов — ред.). Едва я составил цепь, как один из наших офицеров Хрущев был ранен, и я получил приказ отступить, так как наши колонны маневрировали нашим правым флангом на Гисгюбель. Мое отступление прикрывал эскадрон татарских улан. Взобравшись на высоты, я увидел, что дивизия уже очень далеко, и направился ей вслед. В это время французы под командой генерала Вандама[98] заняли Гисгюбель и несколько других мест по дороге на Теплиц, поэтому несколько батальонов были посланы в разные направления, чтобы их вытеснить и тем временем дать возможность дивизии пройти. Я отыскал остатки 3-го батальона, потерявшего много людей после подобной экспедиции. Один батальон преображенцев атаковал Гисгюбель, а два семеновцев — Геллендорф. Дивизия, двигаясь все вперед, достигла наконец к 10 часам вечера Петерсвальде и заняла позиции, не имея больше французов между собою и Теплицем. Все батальоны, сражавшиеся в течение дня отдельно, присоединились к дивизии в этом месте. Темнота облегчила им отступление[99].
17 августа. Воскресенье. 18 августа. Понедельник.
Сражение под Кульмом. Французы атаковали наши аванпосты. С рассветом наша дивизия колоннами побатальонно отступила от Кульмских высот. Она остановилась при входе в ущелье, упираясь левым флангом в лесистые возвышенности. Здесь был получен приказ не отступать ни на шаг, так как главная армия, потерпев неудачу под Дрезденом, спешила нам на помощь через Теплиц. Этот приказ однако не так легко было исполнить. Мы имели дело с генералом Вандамом, у которого было 40 000 человек, а помощь, которую нам обещала главная армия, не могла скоро подоспеть, во-первых, потому что на нее наступал восторжествовавший неприятель, а, во-вторых, ей нужно было пройти ущелье гор (Рудных гор—ред.), отделяющих Саксонию от Богемии, 2-й корпус, сражавшийся в течение 5 дней, насчитывал уже очень мало людей, а наша дивизия в составе четырех полков тоже понесла большие потери. В общем наши силы не превышали 10000 человек[100].
Несмотря на это, мы немедленно перешли к нападению. Первая линия оборотилась лицом к неприятелю и налетела на французов, только что появившихся из ущелья на Кульмскую долину. Большая часть корпуса генерала Вандама находилась еще в ущелье, когда его авангард, не ожидавший вовсе этого нападения, был опрокинут и обращен в бегство. В то же время гвардейские егеря зашли в лес, находившийся от нас слева, и атаковали неприятельских застрельщиков с присущей им отвагой. Сначала они взяли перевес, но скоро их отвага должна была уступить численному перевесу. 3-й батальон семеновцев, находившийся во второй линии, послан был в подкрепление, он вошел в лес, вытеснил французов за мельницу, которую они занимали, но так как французские стрелки, стараясь захватить верхушку возвышенности, обходили наш левый фланг, то 1-я рота семеновцев его величества зашла в лес, и равновесие установилось настолько, что к 12 часам 3-й батальон мог снова выйти из леса и остановился на опушке в резерве.
В промежуток этого времени французы, оправившись от первой неожиданности, почти все вышли из ущелья на равнину и атаковали центр наших позиций превосходящими силами[101]. С этого момента вся пехота была в деле. В резерве оставались только две роты имени его величества — одна преображенцев и одна семеновцев. Полки Кавалергардский и Конногвардейский, прибывшие в это время, заняли позиции на крайнем правом фланге и находились за оврагом, единственной защитой на этом крыле.
Это был ужасный момент.
После геройской защиты численный перевес французов начал брать верх. Егеря отступали по всей линии равнины, и неприятель завладел окончательно деревнями, которые занимал наш центр, наступал повсюду, кроме леса, где его успехи были не так значительны. В это время прибыл на поле сражения генерал Дибич и во главе нескольких эскадронов гвардейских уланов и драгун атаковал с беспримерной стремительностью неприятельские колонны. Французы побежали, наша пехота перешла в наступление и быстро кинулась вперед. Это был сигнал к полному расстройству неприятельской армии, которая бежала к своим резервам и не посмела больше наступать в течение всего дня.
В лесу, на нашем левом фланге, неприятель снова взял мельницу; меня послали с двумя ротами 3-го батальона в помощь егерям, чтобы отобрать мельницу. Я это скоро исполнил, лишившись тем не менее нескольких офицеров[102].
Было 6 часов вечера, я оставался в лесу до 10 часов, но французы даже не показали вида о намерении что-либо предпринять серьезное, довольствуясь тем, что время от времени Давали несколько ружейных выстрелов ради забавы. Первым подкреплением нам явился генерал Пышницкий[103] с несколькими батальонами пехоты и с 3-м корпусом. Они меня сменили в лесу. Я присоединился к батальону, который со всей дивизией направился на ночлег в Собохлебен.
18-го с рассветом опять раздались пушечные выстрелы. 3-й корпус занял 1-ю линию, а первая гвардейская дивизия— 2-ю. К 10 часам утра прибыла на поле сражения 2-я гвардейская дивизия, и, увидев Николая, я очень обрадовался. Венгерская пехота подоспела к ним почти в то же время. 3-й корпус атаковал французов, и ровно в полдень они бежали. Кавалерия их преследовала. Генерал Вандам, 80 пушек и много пленных были в наших руках. Победа была полная. Мы расположились бивуаками на поле сражения[104].
19 августа. Вторник.
Наш корпус стянулся еще накануне, и мы выступили на Теплиц, где и расположились бивуаками. Император и король прусский тоже поместились в Теплице.
20 августа. Среда.
Отслужили благодарственный молебен по случаю победы, одержанной под Кульмом. По этому случаю весь наш корпус был под ружьем и затем прошел церемониальным маршем перед монархами.
Наш полк понес такие большие потери, что вместо трех батальонов мог построиться только в два батальона[105]. Прекрасный вид наших войск поражал всех. Действительно они были в таком блестящем виде, как в Петербурге. После парада войска снова заняли свои позиции, а я отправился с визитом к графу Аракчееву, который также занимал квартиру в Теплице.
21 августа. Четверг.
Молебствие католическое. Две австрийские дивизии прошли церемониальным маршем перед монархами.
22 августа. Пятница.
Смотр артиллерии.
23 августа. Суббота.
Смотр кавалерии, на котором я тоже присутствовал. Нельзя было не обратить внимания на превосходство войск русских и прусских в сравнении с войсками австрийскими[106].
24 августа. Воскресенье.
Торжественное богослужение для нашего корпуса. Церковь была устроена в шалаше. Государь и король прусский присутствовали у обедни.
25 августа. Понедельник.
Весь наш корпус выступил в Собохлебен, но наш полк остался на бивуаках в Теплице, откуда императорская квартира еще не двигалась.
27 августа. Среда.
Наш батальон заступил караулы в Теплице. Я туда отправился на 24 ч. как начальник караулов.
29 августа. Пятница.
Корпус генерала Витгенштейна подвинулся вперед к Пирне, где на него надвинулись все силы Наполеона, что заставило его отступить по направлению к Кульму и к 4 часам дня мы услышали пушечные выстрелы и ружейную перестрелку, а к вечеру наш полк выступил к Собохлебену, но, не доходя этого города, получил приказ возвратиться и занял вновь свои позиции у Теплица. Однако нам не разрешили раздеться, так как неприятельская стрелковая цепь продвинулась горным хребтом, расположенным слева от нас.
30 августа. Суббота.
Ночью французы отступили. Все офицеры полка собрались утром в Теплиц для принесения поздравления государю по случаю тезоименитства, а вечером отслужили молебен в лагере. Генерал Милорадович привязал к нашим знаменам Георгиевские ленты, пока прибудут пожалованные нам в награду за Кульм георгиевские знамена[107].
Я получил письма из Петербурга, которым очень обрадовался, так как давно уже не получал их. Отступление неприятеля дало нам надежду, что разрешат спать на свободе, но около 8 часов вечера, заметив движение в лесу, приказали удвоить караулы и спать, не раздеваясь, с ружьем в руках.
Своими позициями у Теплица полк прикрывал императорскую квартиру и заступал в караулы и нашего государя, и короля прусского, попеременно чередуясь с прусской гвардией. В караулы же у австрийского императора заступали всегда австрийские гренадеры.
31 августа. Воскресенье.
Несмотря на всю тревогу накануне, ночь мы провели спокойно. В 4 часа дня вдруг заиграли все наши батареи в Собохлебене и батальоны первой линии произвели залпы. Не зная в чем дело, мы были уверены, что сейчас начнется сражение, но скоро пришло донесение, что салютовали победу, одержанную шведским наследным принцем над французами у Виттенберга, о чем только что получен рапорт. 8000 пленных и 60 пушек достались в руки победителей[108]. Не пропустили случая сообщить французам, находившимся против нас, эту весть: к ним послали парламентера предупредить, чтобы они не тревожились, когда услышат пальбу. Эта выходка совсем в духе французов. Вечером мы слышали ружейную перестрелку слева от нас на лесных возвышенностях, но нас не беспокоили.
Сентябрь
3 сентября. Среда.
Как начальник караулов я отправился в Теплиц на 24 часа, где воспользовался гостеприимством Ламздорфа, флигель-адъютанта его величества и моего старого знакомого[109].
Во время дежурства мы обедаем всегда у дворцового коменданта, но никогда нам не отводят помещения, и так как в этих случаях единственное убежище, на которое мы имеем право, — гауптвахта, то всегда стараемся пристроиться у кого-нибудь из знакомых при императорской квартире. Впрочем, обеды У коменданта всегда доставляют удовольствие, во-первых, потому что хорошо кормят, а во-вторых, всегда можно узнать новости через видных людей, с которыми приходится обедать. Государь обыкновенно обедал с графами Аракчеевым и Толстым, а вся остальная его свита обедала у коменданта. Здесь-то мне и довелось слышать знаменитого перебежчика генерал-лейтенанта Жомини[110]. Государь назначил его своим генерал-адъютантом, но не дал ему никакого командования. Жомини утверждал, что в армии Наполеона много грабителей и нельзя себе представить, какой в ней царит беспорядок.
4 сентября. Четверг.
Я спал как убитый до 7 часов утра. Комната у Ламздорфа несравненно удобнее, нежели палатка, в которую однако я возвратился по смене караула.
5 сентября. Пятница.
После обеда я отправился в наш корпус, чтобы повидаться с Николаем. Эти господа (Литовский полк. — ред.) стояли между Теплицем и Собохлебеном. Они получили приказ быть наготове вступить в бой, а мы в Теплице ничего об этом не знали. Канонада снова приближалась, очевидно, наш авангард отступал. Однако по возвращении в лагерь я узнал, что наши отняли 12 пушек и взяли 2000 французов в плен. Генерал, взятый в плен, утверждал, что завтра нас атакуют два корпуса[111].
6 сентября. Суббота.
В ночь с пятницы на субботу войска австрийские и прусские безостановочно подвигались вперед, и на утро они образовали первую линию. К 9-ти часам утра неприятель атаковал Гелендорф, а к полудню наши заняли эту деревню и оставались в ней спокойно.
7 сентября. Воскресенье.
Как дежурный я провел весь день в Теплице.
Французы отступили за Петерсвальде. Наш авангард получил приказ не слишком выдвигаться вперед, чтобы не попасть в западню. На ночь я отправился к Пушкину и Зыбину.
8 сентября. Понедельник.
Я согласился исполнить просьбу моих хозяев провести у них еще одну ночь.
9 сентября. Пятница.
Мои сожители Бринкен и Храповицкий отыскали большой помещичий дом, никем не занятый и расположенный сейчас за нашим бивуаком, устроились в нем, и я к ним присоединился, возвратившись из города.
Генерал Моро, лишившийся обеих ног в сражении под Дрезденом, умер в Праге.
Мне довелось прочитать несколько писем из французской армии, перехваченных этими днями. Они убеждали, что в армии Наполеона царит беспорядок и уныние.
10 сентября. Среда.
До обеда я отправился в Штейбад, расположенный близко от Теплица. Воды те же, что и в городе, и мне доставило большое наслаждение там выкупаться.
11 сентября. Четверг.
Я обедал в Теплице у Зыбина. Граф Аракчеев, увидя меня на улице и полагая доставить мне удовольствие, объявил, что 15 числа я получу золотое оружие за дело под Кульмом. Золотое оружие при 2000 пенсии было мне обещано генералом Потемкиным, следовательно, получить одно только оружие без пенсии было для меня обидно, так как к такой награде были представлены некоторые молодые офицеры, подпоручики, которые почти не нюхали пороха, между тем полковник Набоков, старше меня всего на год, принимавший самое незначительное участие в деле, представлен в генерал-майора. Такая несправедливость меня очень обидела[112].
12 сентября. Пятница.
Моя досада не помешала мне отлично выспаться, и даже сегодня утром я был веселее. Все мои товарищи могли решить, как я выполнил свой долг, и все того мнения, что со мной поступили несправедливо. Это для меня большая награда, чем всевозможные ордена. Все это меня совершенно успокоило, и я пришел в хорошее расположение духа.
14 сентября. Воскресенье.
Я был в Теплице. Граф Аракчеев оставил меня обедать; это была особая благосклонность. За обедом был только граф, его доктор и я. Это признак дружбы.
15 сентября. Понедельник.
День начался торжественным богослужением. Государь и король прусский были в церкви, по выходе оттуда я пошел за Николаем, чтобы отправиться вместе на обед, который давала Русская гвардейская пехота прусской гвардейской пехоте. Это пиршество происходило в огромном бараке, сооруженном специально для этого. Оба императора, король прусский, молодые принцы и вся их свита почтили этот праздник своим присутствием. Наша дружба с пруссаками крепла. Несчастный случай едва не омрачил веселья званых гостей. Вспыхнул пожар в доме, соседнем с бараком, в котором наши августейшие гости были уже за столом. Первой заботой было отвратить опасность от священных голов, и, как только эта опасность миновала, поспешили спасти обед, так как кухня помещалась именно в загоревшемся доме. Все кончилось, как мы желали. Барак был нетронут, и большая часть кушаний была спасена, но когда наши гости уехали и мы сели за стол, то мы заметили, что если нашими заботами спасли обед высочайших особ, зато наш пострадал, и мы очень плохо пообедали[113]. Я возвратился домой в 7 часов вечера.
16 сентября. Вторник.
Говорили о выступлении, но, так как еще не было определенного решения, я воспользовался случаем съездить в Штейнбад выкупаться.
17 сентября. Среда.
С утра отдан приказ к выступлению, но затем позже он отменен, и мы оставались на местах.
18 сентября. Четверг.
Наконец после месячного отдыха мы выступили. Государь произвел смотр нашего корпуса в Собохлебене, а нашего полка позже в Теплице, перед своим отъездом. Наш полк присоединился к корпусу в полдень, когда он проходил через Теплиц и пошел с ним через Дукс в Брике, где расположился на бивуаках.
С 19 сентября, пятница, по 22, понедельник.
На местах, проводя все время в Бриксе, избегая оставаться в палатке по очень сырой погоде.
23 сентября. Вторник.
Наш корпус выступил в 9 часов утра, направляясь от Брикса на Комотау[114]. Грязная дорога и дождь сделали для нас этот день невыносимым. Приказ быть постоянно готовыми к выступлению заставил нас быть в напряженном состоянии, что окончательно довершило все неприятности сегодняшнего бивуака.
24—26 сентября. Среда — пятница.
На местах в лагере под Комотау сначала господствовала большая неопределенность. Несколько раз мы собирались выступить, но наконец после здравого рассуждения решили не трогаться с места. Прославили торжественным молебном победу, одержанную генералом Блюхером[115] между Торгау и Виттенбергом, где он со своей армией, называемой Силезской, откинул неприятеля на левый берег Эльбы[116].
27 сентября. Суббота.
Наш корпус тронулся в 5 часов утра. Он направился через Себастьянберг в Мариенберг, где расположился бивуаком. Погода была отвратительная. Это мы в третий раз в Саксонии.
28 сентября. Воскресенье.
Мы пошли через Чопау в Хемниц, куда мы прибыли очень поздно, так как выступили только в 12 час. Дождь не прекращался. Во время привала в Чопау я имел возможность любоваться чудным местоположением этого маленького города. Он расположен в прелестной долине, орошаемой маленькой речкой Чопау.
29 сентября. Понедельник.
Выступили в 9 час. утра. Мы прошли Хемниц, чтобы идти на Пенич, где наш корпус стал лагерем. Хемниц—большой красивый город. Я в нем остановился на очень короткое время, только чтобы позавтракать.
30 сентября. Вторник.
Наш корпус тронулся между 8 и 9 часами утра, переправился через Мульду у Пенича и проселочной дорогой направился в Альтенбург, где расположился бивуаком. Уже смеркло, когда мы остановились. Я тотчас отправился в Альтенбург с несколькими офицерами. Мы устроились в трактире «Олень» и в ожидании ужина предприняли прогулку по городу.
Альтенбург — главный город княжества того же названия, составляющего часть герцогства Саксен-Готского. Это самый большой город Саксонии после Дрездена. Он очень хорошо распланирован и имеет две площадки.
После ужина было поздно возвращаться в лагерь, мы решили переночевать в городе.
Октябрь
1 октября. Среда.
На местах в лагере под Альтенбургом. Нас разбудили в 6 часов утра, и, не теряя времени, мы немедленно возвратились в лагерь. Убедившись, что мы сегодня не выступим, мы отправились в Альтенбург, где оставались до ночи.
В Альтенбурге есть чудный замок готической архитектуры, расположенный на возвышенности на краю города. Там видна церковь, она довольно просторна и славится своими органами. Органист, большой музыкант, доставил нам огромное наслаждение, показав свое искусство.
2 октября. Четверг.
Корпус, оставив лагерь под Альтенбургом в 8 часов утра, направился в Мозельвиц, где расположился бивуаком на ночлег.
3 октября. Пятница.
Выступили в 1 час дня. Наш корпус направился через Лукау в Аулийгаст, деревню, расположенную к северо-западу от Пегау и очень близко от этого города. Государь нас обожал в Лукау, где население встретило его восторженно.
4 октября. Суббота — 7 октября. Вторник.
Генеральное сражение под Лейпцигом. Мы оставили наш лагерь у Аудийгаста в субботу в 7 часов вечера. Наш корпус направился на Роту и, пройдя этот город, построился в боевом порядке, направился дальше к Лейпцигу, следуя дорогой от Борна, имея Плейзу слева.
В 10 часов он стал на позиции между Рота и Лейпцигом. Все союзные армии еще не прибыли, а у Наполеона все силы были уже стянуты. Наша кавалерия была отброшена к 4 часам дня, понеся большие потери, между прочим, лишились генерала Шевича[117], командовавшего гвардейскими гусарами. Чтобы предотвратить опасность, выдвинули наши колонны, и три сотни гвардейских казаков, составлявших конвой государя, напали на неприятельскую кавалерию и остановили ее преследование нашей кавалерии. Гвардейская пехота находилась под ружьем, осыпаемая неприятельскими ядрами, до ночи. Полки Егерский и Финляндский приняли большое участие в деле. Все оставались ночевать на поле битвы в ожидании, что неприятельская пушка, огонь которой прекратился только вследствие ночной темноты, разбудит рано утром.
Я не могу обойти молчанием одно маленькое обстоятельство, касающееся графа Аракчеева, произошедшее в 5 часов пополудни сегодня. Когда наша кавалерия была отброшена и наши колонны выступили в боевом порядке, чтобы остановить успехи неприятеля, государь со всей свитой поместился за нашими линиями, и, пока казаки конвоя строились для своей лихой атаки, граф Аракчеев, отделившись от группы, проехал к батальону, с которым я стоял, подозвал меня и завел приятельскую беседу. Как раз в этот момент французские батареи приблизились к нам, и одна из их гранат разорвалась шагах в 50-ти от места, где мы беседовали с графом. Он, удивленный звуком, который ему пришлось услышать впервые в жизни, остановился на полуслове и спросил меня, что это означает? «Граната»,—ответил я ему, приготовившись слушать прерванную так неожиданно фразу, но граф при слове «граната» переменился в лице, поворотил свою лошадь и большим галопом удалился с такого опасного места, оставив меня в печальном положении. Сопровождал графа в этой знаменательной поездке его адъютант Клейнмихель[118], который только пожал плечами, когда генерал поворотил свою лошадь и дал ей шпоры. По возвращении в Петербург я имел неосторожность сообщить об этом случае любовнице графа г-же Пукаловой, и с этого времени я впал в немилость[119]. В этот же самый день мой прежний сожитель князь Сергей Трубецкой был ранен в бедро.
5, 6 и 7 октября. Воскресенье — вторник.
Проснувшись довольно поздно на том же месте, я очень удивился. Действительно, наш корпус не двигался целый день, и французы не делали никаких попыток. Они готовились дать сражение, и все наши армии соединились в долинах Лейпцига. Армия наследного шведского принца и армия генерала Бенигсена вошли в первую линию и заняли позиции на правом фланге. В понедельник, в 10 часов утра, атаковали французов превосходящими силами. Они были совершенно уничтожены, ни одно их ядро не долетало до нас, находившихся в резерве. Мы наступали без выстрелов. О других нельзя того же сказать, им досталось-таки хорошо. Французы особенно ожесточенно сражались в деревне Конневиц, которую они обороняли для прикрытия своего отступления, так как они сражались уже не в целях одержать победу, а защищаясь. Огонь прекратился лишь с наступлением ночи. Наш корпус ночевал в недалеком расстоянии от Конневица.
В ночь с понедельника на вторник неприятель выдвинул все свои посты, занимаемые им между г. Лейпцигом и нашими линиями, а на рассвете его арьергард был атакован у ворот и в предместьях города. Наш корпус, помощь которого уже не была нужна, получил приказ двинуться на Пегау, но я, не имея батальона для командования, так как из 3-х батальонов мы сформировали только 2, лично отправился в Лейпциг и вступил в него с первыми нашими колоннами, разбившими арьергард Наполеона, армия которого совершенно отступала. Жители Лейпцига встретили нас восторженно с выражением неподдельной радости, и я долго бродил по улицам города в свое удовольствие, наслаждаясь ласковым приемом, нам оказанным.
Король саксонский, все верный Наполеону, признан военнопленным. Несмотря на насильственное завладение всего его королевства, он никогда не хотел примкнуть к союзу[120]. Французский маршал князь Понятовский[121], командовавший наполеоновским арьергардом, был убит утром. Это было упование Польши.
Вторично французская армия уничтожена[122].
Я оставил Лейпциг после полудня и к вечеру прибыл в Звенкау. К счастью, здесь я нашел ужин, что было очень кстати, так как в течение целого дня я ничего не ел. Затем я отправился в Пегау, куда наши прибыли довольно поздно.
8 октября. Среда.
Наш корпус выступил в полдень. Расположились бивуаком у Тейхера.
9 октября. Четверг.
Выступили в 7 часов утра. Наши бивуаки у Наумбурга. Это довольно большой город.
10 октября. Пятница.
Наш корпус снялся с бивуаков у Наумбурга в полдень, переправился через Саалу у Кесена и затем направился в Гассенгаузен, где и расположился лагерем.
Переправа через Саалу очень замедлила движение наших колонн, поэтому я отправился в Кессен, где остановился ночевать у одного крестьянина.
11 октября. Суббота.
Проснулся в 5 часов утра и скоро присоединился к нашему корпусу, находившемуся еще в Гассенгаузене по пути к Экрасбергу. Он выступил в полдень, направился через Ауэрштедт в Обер-Рейсен, деревню, расположенную на границе Саксен-Вейнмарна, где стали бивуаком.
12 октября. Воскресенье.
Наш корпус выступил в 9 часов утра. Он вступил на территорию Саксен-Вейнмарскую, следуя проселком, прошел совсем близко от Вейнмара, направляясь на большую дорогу, идущую от этого города в Эрфурт. Остановился в этом направлении возле Уллы, батальон же, при котором я числился, был откомандирован в деревню Габерндорф, где занял квартиры.
13 октября. Понедельник.
Я провел весь день в Вейнмаре. Театр мне очень понравился, ставили маленькую оперу «Доктор и аптекарь»[123], прекрасно исполненную. Старая герцогиня Вейнмарская, а также многие принцы были в театре все вместе в ложе герцогини. В антракте они пили чай. Город Вейнмар, в сущности, только плохо укрепленное местечко, но, несмотря на это, я его покинул только поздно вечером, чтобы возвратиться в Габерндорф.
14 октября. Вторник.
День начался торжественным богослужением и молебном в благодарность за победу, одержанную под Лейпцигом. По окончании парада наш корпус выступил через Берк, Тандор и Кранихфельд, где и расположился бивуаком. Пришел туда поздно. Скверная погода, гористая дорога и, наконец, темнота очень затрудняли поход.
15 октября. Среда.
Корпус направился в Арнштат, где и расположился бивуаками до наступления сумерек. Город Арнштат — удел принца Шварценберского; он довольно велик и хорошо построен.
Я провел там вечер.
16 октября. Четверг.
Наш корпус выступил в 8 часов утра. Шел весь день проселочной дорогой, вступил в Тюрингенский лес, проходя местность очень гористую, и расположился на бивуаках около полуночи у деревни Мехлис к северо-востоку от Зепау, в четверти мили от этого города. Когда мы двинулись с позиции у Арнштата, я отправился в город позавтракать, и там мне довелось беседовать с одним адъютантом саксонского короля, убежавшего от французов из Эрфурта. Он очень удивился, что его король считает себя пленником союзных монархов в то время, как его народ был их союзником. Мы на территории саксен-готской.
17 октября. Пятница.
Корпус выступил в 9 часов утра. Войска разместились по квартирам. Наш полк стал в Кундорфе, а штаб корпуса в Шварце.
Мы находимся в герцогстве Мейнингенском.
Простонародие носит блузы, а женщины — картонные кирасы[124].
18 октября. Суббота.
Дневка.
19 октября. Воскресенье.
Выступили в 8 часов утра. Вступили в эрцгерцогство Вюрцбургское. Штаб корпуса направился в Оберстрен, деревню, расположенную по дороге от Мельрихштата, и занял квартиры в Мительштрене.
20 октября. Понедельник.
Выступили в 8 часов утра. Императорская квартира направилась в Мунерштат, штаб корпуса—в Попенлауер, а наш полк стал по квартирам в Рейхенбахе.
21 октября. Вторник.
Выступили в 7 часов утра. Штаб корпуса направился в Эуербах, а 2-й батальон нашего полка, командиром которого я состою[125], направился в Рутшенгаузен. Из трех батальонных командиров, бывших под Кульмом, Яфимович[126] убит, а Посников и Набоков произведены в генерал-майоры.
С 19-го числа мы в эрцгерцогстве Вюрцбурском и, квартируя у крестьян, наблюдали, что они живут не в таком довольстве, как население других саксонских провинций, за исключением обилия вин, у них не достает много других необходимых предметов. Нигде в домах нет свечей, а везде только плошки[127]. Разнесся слух, что мы должны остановиться во Франкфурте.
22 октября. Среда.
Переход был очень большой. Мой батальон прошел от Рутштенгауза через Верман в Гундерслебен, где стал по квартирам.
23 октября. Четверг.
Дневка, но не для моего батальона, которому, так же как и 3-му, приказано выступить и идти в Тунгерсгейм, деревню Расположенную на правом берегу Майна в 3/4 мили от Гундерслебена. Нельзя себе вообразить ничего живописнее местности, пройденной нами сегодня в нашем малом переходе. Эти возвышенности, покрытые виноградными лозами, этот Майн, взвивающийся у их подножия и орошающий превосходную Тунгерсгеймскую общину, обязательно приковывают внимание не только уроженцев севера, но даже обитателей мест с более благоприятным климатом; поэтому можно судить, какое впечатление произвело все это на нас. Местечко Тунгерсгейм заслужило название города в сравнении с другими местечками России и Польши, которым дали названия городов совсем неизвестно почему.
24 октября. Пятница.
Выступили в 9 часов утра. Мой батальон, переправлявшийся два раза через Майн, занял квартиры в Трендельфе в 1/4 мили от Гамбурга[128]. Штаб корпуса также поместился в этой деревне. Так как мои сожители числились в 3-м батальоне, расположившемся в другой деревне, я очутился в одиночестве, в моей квартире было очень скучно.
25 октября. Суббота.
Мы пошли дорогой на Ашаффенбург, и, не доходя этого города, мы стали по квартирам в Грюн-Морсбахе. Мы уже во Франконии во владениях князя Примаса[129].
26 октября. Воскресенье.
Мы прошли через Ашаффенбург, очень красивый город, где наши войска еще раз переправились через Майн. Затем полк направился в Клейн-Остгейм, где расположился по квартирам. В Ашаффенбурге — чудный замок, принадлежащий князю Примасу.
Деревня Остгейм огромная. Говорят, что некогда здесь был очень значительный город, уничтоженный пожаром. На площади еще сохранилось одно дерево, уцелевшее от пожара вместе с 3-мя домами. Тогда население общины собиралось на сход у этого дерева для обсуждения вопросов, относящихся к восстановлению их жилищ после приключившегося с ними несчастья.
27 октября. Понедельник.
Несмотря на то, что до Франкфурта осталось еще 8 часов пути, мы получили приказ выступить в полной парадной форме. Дождь не переставал, вследствие чего мы злились, что нам придется вступить во Франкфурт в таком непривлекательном виде, но на наше счастье это распоряжение отменено, и нам приказано занять квартиры в Оффенбахе, столице принца Иссенбургского, расположенной в 3/4 мили западнее Франкфурта-на-Майне.
28 октября. Вторник.
Дневка в Оффенбахе. В этом городе делают очень хорошие экипажи, но друг[ого], кроме этого, замечательного ничего нет. Я квартировал у одного портного и развлекался тем, что ухаживал за кузиной жены хозяина красавицей Елисаветой Сперль.
Франкфурт-на-Майне
29 октября. Среда.
Мы вступили во Франкфурт очень торжественно через предместье Саксен-Гаузен, перешли мост на Майне, отделяющий предместье от города и прошли перед обоими императорами, которые прибыли к заставе нам навстречу.
Мне отвели квартиру у некоего Герстера, семейство которого составляли его теща г-жа Теринаси и жена Марианна. Меня приняли очень хорошо, но это не помешало мне вывести заключение, что г-жа Теринаси — старая болтунья и брюзга. Вечером г. Герстер пригласил меня на спектакль в свою ложу. Театральный зал довольно хорош, артисты посредственные, оркестр хорош. Давали оперу «Багдадский Калиф»[130] на немецком языке.
30 октября. Четверг.
Дождь лишил меня возможности осмотреть город, как я предполагал, но вечером я был опять в театре на «Дон-Жуане»[131].
31 октября. Пятница.
Г. Герстер был так любезен, что отправился со мной показать мне город.
Город окружен бульваром, очень посещаемым публикой в хорошую погоду. Есть памятник, сооруженный принцу гессенскому, убитому при взятии Франкфурта. Мост через Майн, о котором я раньше уже упомянул, очень красив, но нельзя его сравнять с дрезденским. Недалеко от моста собор, в котором коронуются государи.
Ноябрь
1 ноября. Суббота.
В этой стране существует обычай кушать по субботам картофель, в чем я сегодня очень раскаялся. Точно так же в день св. Мартына 11 ноября (30 октября) — обязательно кушать гуся. Я присутствовал на представлении «Сандрильоны»[132].
2 ноября. Воскресенье.
Состоялся большой парад по случаю прибытия короля прусского во Франкфурт. Австрийские войска также были под ружьем, но все отдавали нам преимущество. После обеда я совершил поездку в Оффенбах. Там стоял Николай, и, кроме того, была девица Лиза Сперль, с которой я был в очень близких отношениях.
4 ноября. Вторник.
Был бал в театре. Я отправился туда с г. Герстером, оставаясь до ужина, к которому возвратились домой. Это собрание отличалось присутствием множества коронованных особ; были государи русский и австрийский, короли прусский и баварский, великий князь Константин Павлович[133], принцы Ольденбургский[134], Корбургский, Дармштадтский[135], шведский, семейства королей прусского и баварского и др[угие].
5 ноября. Среда.
После обеда я отправился в Оффенбах провести время с м-ль Сперль, а к вечеру возвратился.
11 ноября Вторник.
Сестры государя великие княгини Мария Павловна и Екатерина Павловна, первая — принцесса Веймарская, а вторая — Ольденбургская [136], прибыли во Франкфурт.
21 ноября. Пятница.
Праздник нашего полка, который мы справляли сначала торжественным богослужением, а потом нас поздравлял государь, наш шеф, в Красном доме. Все монархи и принцы крови а также весь штат офицеров нашего корпуса были приглашены.
23 ноября. Воскресенье.
Отец г. Герстера проживал в Дармштадте. Мы порешили проведать его сегодня, поэтому г-жа Марианна, ее муж и я уселись в двухместный экипаж, запряженный только парою лошадей что у нас в России показалось бы очень странным, и отправились в путь приблизительно расстоянием в три мили. На полпути в Лангене мы остановились распить бутылку вина и закусить куском сыра пока лошади отдыхали. Продолжая затем наше путешествие, мы прибыли в Дармштадт в 3 часа пополудни, где старик с многочисленной семьей ждал нас к обеду Едва мы кончили обед, наступили сумерки и помешали нам осмотреть город до спектакля. Я это отложил на завтра, а сегодня удовлетворился осмотром театра. Ставили оперу «Цампа»[137], которая произвела фурор в Дармштадте. К оправданию вкуса граждан этого города я нашел в опере только много перемен декораций, ни музыка, ни театр, ни артисты не доставили большого наслаждения. Впрочем, вкусы разные, и спорить поэтому нельзя, но таково мое мнение. Дармштадтский театр уступает франкфуртскому, зал его меньше. Двор герцога Гессен-Дармштадского[138] присутствовал на представлении. Наследный принц был в отдельной ложе, слева от герцогской ложи, а справа в другой маленькой ложе находилась любовница герцога, которая, по-видимому, имела влияние. Она всего навсего актриса г-жа Франк, с которой сама герцогиня вынуждена обходиться очень осмотрительно. После спектакля мы возвратились к старику Герстеру ужинать и спать.
24 ноября. Понедельник.
Как только выпили кофе, молодой Герстер повел меня в город, в котором хотел показать мне достопримечательности. Старый город незначительный; новый, хотя и не очень велик, мил, хорошо построен, улицы широкие, правильные, квадратная площадь окружена очень красивыми зданиями, привлекающими внимание иностранцев. Это первый германский город, который я мог сравнить с Петербургом. Экзерциргауз замечательный по своим размерам, по его образцу построен первый (экзерциргауз. - В.Б.) в России. В арсенале нет ничего особенно интересного. Картинная галерея в замке старого герцога заслуживает посещения, но я не мог туда проникнуть. По наружному виду замок готической архитектуры, окружен рвом. Часть замка необитаема. Осмотрев все это, мы возвратились к старику Герстеру, простились с ним и его семьей и возвратились во Франкфурт таким же способом, как приехали в Дармштадт. Скромный завтрак в Лангене был тот же, что и накануне, и к 12 с пол[овиной] часам дня мы возвратились домой, где г-жа Теринаси ждала нас с обедом.
27 ноября Четверг.
Генерал Уваров дал чудесный бал в Красном доме. Зала была превосходно убрана, многочисленное общество было собрано. Я оставался на балу до 9 часов и к ужину возвратился домой.
29 ноября. Суббота.
Ввиду неудобства ездить постоянно в Оффенбах для свидания с моей красавицей м-ль Сперль я согласился на ее предложение поселить ее в Франкфурте, и, как только она получила от меня квартиру, она вздумала без моего разрешения выдавать себя за мою жену. Я был очень недоволен, узнав об этом, но оплошность была допущена, так как разрешение выехать из Уффенбаха она получила только как моя жена; надо было решиться: или лишиться любовницы, или же не предавать огласки ее обмана; поэтому я пришел к заключению промолчать об этом, тем более, что я не ввел в заблуждение администрацию Оффенбаха—ни словесно, ни письменно я ни к кому не обращался, а все проделала лично г-жа Сперль даже без моего ведома. Побранив ее хорошенько за эту проделку, я нанял ей маленькую квартиру в Франкфурте и регулярно посещал ее ежедневно. Сегодня получен приказ завтра выступить[139]. Вечером я отправился к моей красавице, чтобы в последний раз ее увидеть, и, не решаясь сообщить ей о выступлении, простился с тяжелым сердцем, а, возвратясь домой, в последний раз поужинал с моими хозяевами.
30 ноября. Воскресенье.
Наш полк выступил в 9 час. утра по большой Дармштадской дороге и, не доходя этого города, стал по квартирам в Архелигене. Едва мы прибыли в Архелиген, я узнал, что очень красивая женщина, очень нарядная, подошла к генералу Милорадовичу на большой дороге и попросила его направить ее ко мне; генерал, очень галантный человек, подразнив немного шутя прекрасную просительницу, предложил ей экипаж, в котором она приехала в штаб корпуса. Мне легко было догадаться, что эта женщина ни кто иная, как м-ль Лиза Сперль, поэтому я сейчас отправил вестового, состоявшего при моем багаже, в штаб корпуса, поручив ему привезти эту женщину ко мне. Он проворно исполнил поручение и через некоторое время Лиза Сперль была в моих объятиях. Она настаивала, чтобы я взял ее с собой, и на этот раз я не мог ей отказать. Мы поместились вместе как муж и жена. Когда-то в Оффенбахе она у своего двоюродного брата портного прислуживала мне за столом, а теперь она сидела вместе со мной за одним столом.
Декабрь
1 декабря. Понедельник.
Состоялся парад в Дармштадте, находившемся на нашем пути, но так как наш полк в таких случаях строился только в два батальона за недостатком людей, то я, как младший из трех батальонных командиров, оставался без батальона. Воспользовавшись этим преимуществом, я во время парада сделал визит старику Герстеру, выпил у него кофе и затем догнал полк, продолжавший свой путь на Цвингерберг, куда он прибыл очень поздно. С этого места мой батальон и еще один оставили большую дорогу, взяли влево, сделали приблизительно одну милю в этом направлении и стали по квартирам в Рейхенбахе. Лиза Сперль, которой я достал экипаж, проехала с багажом, и я ее застал уже в Рейхенбахе с готовым обедом.
2 декабря. Вторник.
Дневка в Рейхенбахе. Мой денщик Лука заболел и просился отпустить его в Франкфурт лечиться. Я воспользовался этим случаем, чтобы убедить м-ль Сперль возвратиться домой с Лукой. Это дело не так легко удалось устроить, как я предполагал, нужно было употребить все мое красноречие, чтобы убедить мою возлюбленную решиться на это. Только обещание, что она возвратится ко мне с Лукой, дало возможность победить ее упрямство, и было решено, что в то самое время, когда мы выступим, она с Лукой выедет во Франкфурт.
3 декабря. Среда.
Выступили в 7 час. утра. Расставание с м-ль Сперль состоялось, как было решено, накануне.
Мы двинулись через Бенсгейм, Гоппенгейм и Вейнгейм на Шрисгейм, деревню, где наш полк стал по квартирам; штаб корпуса расположился в Вейнгейме.
4 декабря. Четверг.
Мы переправились через Неккар в Гейдельберге. Штаб корпуса остановился в Леймене, а мы в Вальдорфе.
Живописная местность, видами которой нам приходилось любоваться во время сегодняшнего перехода, предвещает близость чудной Швейцарии. Вид с моста через Неккар на старый город Гейдельберг — дивный. В этом городе университет, а также невероятной величины бочка.
5 декабря. Пятница.
Выступили в 8 ч. утра через Брухзоль в Бухенау, где наш полк по квартирам.
6 декабря. Суббота.
По нашему маршруту здесь должна была быть дневка, но, так как было объявлено, что мы займем квартиры в окрестностях Дурлаха, от которого мы были уже очень близко, решили выступить.
Выступив с моим батальоном в 8 часов утра, я направился в Вейнгартен, откуда весь наш полк в полном составе направился в Грауцинген, деревню, расположенную на расстоянии полмили к северу от Дурлаха. Здесь должны были ночевать, чтобы отсюда поспеть на парад в Карлсруэ завтра.
7 декабря. Воскресенье.
Не участвуя в параде по причине, раньше уже изложенной, я оставался дома до окончания парада в Карлсруэ и до возвращения нашего полка в Грауцинген.
Квартирование в окрестностях Дурлаха
8 декабря. Понедельник.
Я с моим батальоном выступил в 9 часов утра.
Две роты и я заняли Пальмбах, а две остальные Вольфартсвейц. Первая деревня отстоит от Дурлаха на полчаса ходу. Я поместился у деревенского пастора. Все офицеры провели весь день у меня и, так как в квартире оказались фортепиано и гитара, да к тому же и карты, то занялись музыкой и игрой в карты с утра до вечера, так что не заметили, как прошло время. Если пребывание во Франкфурте было более шумное, то пребывание в Пальмбахе больше нас объединило.
9 декабря. Вторник.
Я отправился в Карлсруэ, отстоявшем от нас на 2 часа хода. Прежде всего я сделал кое-какие покупки, затем отправился обедать в Дармштадтский трактир, который меня вполне удовлетворил. После обеда я посвятил время прогулке по городу, но так как времени было мало и надо было думать о возращении в Пальмбах, то я удовольствовался лишь поверхностным осмотром города. Замок, а в особенности парк при нем великолепны. Аллеи, так же как и городские улицы, выровнены по шнуру. Карлсруэ напоминает Петербург еще более, нежели Дармштадт, по своей правильной планировке.
17 декабря. Среда.
Более недели прошло с тех пор, как мы здесь, но однообразие нашей жизни было такое, что не стоило заносить в дневник. Все офицеры собирались у меня, развлекались немного музыкой и игрой в карты, как в первый день нашего прихода сюда. Я отлучился из дома только раз на обед к генералу Потемкину. Завтра мы должны выступить, поэтому я считаю нужным дать понятие о Пальмбахе. Это французская колония, набранная из эмигрантов, которых Нантский эдикт[140] заставил удалиться из своего отечества. Все старики говорят на французском и немецком языках, но предпочитают последний. Зло забывается с таким трудом, что после большого промежутка времени эти люди ненавидят даже язык своих гонителей, который когда-то был их родным наречием.
Поход к Рейну
18 декабря. Четверг.
Наш корпус получил приказ идти в Раштадт, но, так как все генералы и штаб-офицеры были приглашены на обед к великому герцогу, я отправил батальон, а сам поехал в Карлсруэ. Я любовался тополевой аллеей, прилегающей к большой дороге от Дурлаха в Карлсруэ. Деревья вышины неимоверной. Обед у великого герцога баденского[141] был превосходный, а этикет более строгий, чем в Петербурге. Как видно, эти маленькие владетельные князья опасаются, чтобы не забыли, что они принцы, и для того, чтобы напоминать об этом беспрестанно, они обставляют приемы как можно большей торжественностью и пышностью для ослепления простонародия. Дворец в Карлсруэ маленький, но великолепно обставлен и украшен.
Мы собрались в одной из передних комнат. Когда прибыло несколько генералов, нас перевели во вторую комнату, а когда прибыл генерал Милорадович, перевели в третью, куда явился великий герцог. Его супруга герцогиня Стефания Наполеон[142] появилась вслед за ним в сопровождении двух дам настолько же некрасивых, насколько сама герцогиня красива.
Весьма вероятно, что эта приемная дочь французского императора была не особенно довольна нас видеть, но должна была притвориться, скрыть свои настоящие чувства и была очень мила и любезна с нами. Ее напряженное состояние продолжалось не долго, так как, когда отправились садиться за стол она удалилась в свои апартаменты, и великой герцог остался один с нами. После обеда я сел на лошадь и, направившись через Этлинген и Раштадт, добрался к своему батальону, расположившемуся по квартирам в Оосе.
19 декабря. Пятница.
Выступили в 8 часов утра. Штаб корпуса направился в Ахерн, а я с моим батальоном дальше в Орнсбах. Не доходя Ахерна, следуя большой дорогой, идущей сюда от Раштадта, мы по приказанию генерала Милорадовича прошли церемониальным маршем мимо памятника, воздвигнутого на этом месте, где был убит великий Тюрен[143]. Здесь показывают ядро, попавшее в него.
20 декабря. Суббота.
Штаб корпуса направился в Оффенбург, а мы прошли дальше в Ортенберг. Когда полк проходил через Оффенбург, я отделился, чтобы пообедать, так как с 9 часов я ничего не ел. Очень скверно пообедал в трактире «Солнце», да и самый город не из красивых.
21 декабря. Воскресенье.
Дневка в Ортенберге.
22 декабря. Понедельник.
Штаб корпуса направился в Мальберг, а наш полк после большого перехода — в Эттингейм.
23 декабря. Вторник.
Главный штаб выступил в Эммендинген, я с двумя ротами моего батальона — в Кальмесревд. Сегодня мы прошли через местечки Гербольугейм и Кенцинген, которые я перечисляю только, чтобы указать наше направление[144], потому что они так же, как и множество маленьких городков, которыми изобилует Германия, не представляют ничего выдающегося.
24 декабря. Среда.
Чтобы приблизиться к Фрейбургу, где должен был состояться смотр, я выступил с моим батальоном в Умкирх, деревню за 3/4 мили к северо-востоку от Фрейбурга.
25 декабря. Четверг.
Дневка. Прежде всего я отправился поздравить с праздником генерала Потемкина, а затем отправился в Фрейбург, где помещалась императорская квартира. Здесь я начал с того, что вручил письмо на имя г-жи Б. в руки графу Аракчееву, все еще моему верному другу[145]. Не так обстояли дела мои по отношению к г-же Б., которая писала все реже. Я полагаю, что мне удружили, сообщив ей мои похождения с Елизаветой Сперль.
В Фрейбурге я обратил внимание только на замечательный собор очень древний и очень роскошный[146]. Случайно в то время, как я зашел в этот храм для его осмотра, там находился прусский король, явившийся с той же целью. Его величество очень любезно разговорилось со мной и предложило вместе смотреть этот древний памятник. Можно себе представить, что я с большим удовольствием принял это предложение, так как, несомненно, гораздо охотнее показывали все прусскому королю, нежели мне.
Условившись, таким образом, мы совместно с его величеством любовались священной группой «Тайной вечери», чудно изваянной. Каждое лицо из 13 фигур имеет особенное выражение, что свидетельствует о богатой фантазии художника. Священнические облачения, а также гробница св. Александра Римского[147] очень роскошны. Разноцветные стекла в некоторых окнах привлекают внимание, так как теперь не знают секрет их изготовления. Осмотрев все эти прелести, я вышел одновременно с королем и, простившись с его величеством, отправился обедать в какой-то трактир, а затем возвратился в Умкирх.
26 декабря. Пятница.
Большой парад в Фрейбурге. Я не участвовал по обыкновению и, отправив свой батальон, взял форхпан (крестьянский фургон), чтобы отправиться прямо в Стоуфен, куда должны были быть переведены наши квартиры сегодня. Проезжая, я наблюдал местность, по которой ехал, и нашел вид ее прекрасный. Слева я видел черный лес, а справа за Рейном виднелись Вогезы. Дорога, по которой я ехал, была проложена точно в саду. Местность очень населенная. Я встречал массу деревень, но жители бедны, грязны и менее культурны, нежели в других частях Германии, которые мне довелось видеть. Погруженный в размышления я прогуливался по Стауфену, не замечая, как время прошло. Полк, однако, не прибывал, и я не знал, чему приписать такое опоздание. Наконец, я получил уведомление, что полк остановился за час хода от Стауфена в Кирхгофен на ночлег. Я решил не ехать в полк, а остаться ночевать в Стауфене, где гвардейские уланы уже заняли квартиры; с ними был полковник Мюллер[148], у которого я провел вечер.
27 декабря. Суббота.
День начал с того, что отправил моих людей прямо в Шлинген, а в 9 часов утра, сев на лошадь, я хотел следовать той же дорогой, но, доехав до Обер-Вейлера, я почувствовал такое томление от этой проселочной дороги, что решил ехать большой дорогой, поэтому заехал в Мюльгейм. Я встретил полк, когда он проходил перед его величеством, и присоединился, чтобы идти вместе до Кандерня, где полк стал по квартирам.
Наши резервы прибыли сегодня, мой батальон комплектуется, поэтому с этого времени я не смогу избегать парадов. Двоюродный брат Николай прибыл с резервами, я его видел во время похода.
28 декабря. Воскресенье.
Наш полк двинулся в 9 часов утра, направляясь через Леррах. Дойдя до этого места, занял несколько деревень. Мой батальон направился в Адельгаузен. Короткий переход от Лерраха до Адельгаузена причинил мне много затруднений. Мне встретилось столько подъемов и спусков, что я не мог ошибиться, что мы находимся вблизи Швейцарии, где местности живописные, а дороги отвратительные. В местности, которую мы проходили теперь, все кроме сыра хуже, чем в остальной Германии. Женские одеяния особенно разнообразны; они носят красные чулки, а волосы соединены спереди и завязаны черной лентой, что мне показалось очень странным.
29 декабря. Понедельник.
На местах. Мы воспользовались этим отдыхом для комплектования наших частей людьми из резерва.
30 декабря. Вторник.
Наш полк в ожидании смотра, который должен быть сделан всему корпусу по переходе через Рейн, получил новую дислокацию, вследствие которой я выступил с моим батальоном в Гагельберг, находящийся дальше от Базеля, нежели Адельгаузен.
31 декабря. Среда.
Дневка.
[1] В соответствии с разработанным планом наступление велось на трех направлениях: Кенингсберг-Данциг, Плоцк и Варшава. Главной армии, в состав которой входил и Семеновский полк, была поставлена задача выйти к Висле в районе Плоцка.
[2] Семилетняя война (1756—1763) велась между Австрией, Францией, Россией, Испанией, Саксонией и Швецией, с одной стороны, и Пруссией, Англией и Португалией — с другой. Россия вышла из войны в 1762 г.
[3] Имеется в виду Рейнский союз (1806—1813) — образованная Наполеоном коалиция 16 германских государств, во главе которой стоял саксонский король Фридрих-Август, сражавшийся за Наполеона вплоть до Лейпцигской битвы. Он же был поставлен Наполеоном во главе герцогства Варшавского, образованного после Тильзитского мира.
[4] Каблуков Платон Иванович (1784—1835), полковник, командир эскадрона лейб-гвардии Кавалергардского полка, в 1813 г. произведен в генерал-майоры, впоследствии генерал-лейтенант.
[5] Протестантское население северо-восточной части Польши.
[6] «Даже самые маленькие деревушки украшены хвоей, — писал тогда же А. В. Чичерин, — так что мы нисколько не удивились ни очень изящной триумфальной арке, ни заполнившим улицы пруссакам, которые вышли нам навстречу, ни их офицерам, стоявшим под знаменем и отдававшим честь всем русским офицерам, проходившим мимо» (Дневник Александра Чичерина. С. 116).
[7] Братья Павел Иванович Храповицкий (см. с. 178) и Николай Иванович Храповицкий, поручик, в 1814 г. произведен в штабс-капитаны, впоследствии полковник.
[8] Братья Платон Иванович и Василий Иванович Рачинские, прапорщики.
[9] Это не соответствовало действительности.
[10] Приказ о производстве П. С. Пущина в полковники был подписан 20 января 1813 г. (ЦГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 3. Л. 1 об.).
[11] Русские войска под командованием генерала М. А. Милорадовича вступили в Варшаву 26 января, а 27 января войсками генерала П. X. Витгенштейна взята была крепость Пиллау (Пилава), порт на Балтийском море, дававший возможность своевременно получать из России продовольствие и боеприпасы. «Едва наши колонны подошли к городу, жители бросились к ним навстречу, и ввиду отступавших французов развились русские флаги на кораблях, стоявших в Пиллауской гавани» (Михайловский-Данилевский А. И. Описание войны 1813 года за освобождение Германии. В 2 ч. Ч. 1. СПб., 1839. С. 37—38).
[12] Имеются в виду успешные действия русских войск под командованием генерал-лейтенанта Ф. Ф. Левиза по блокаде крепости Данциг.
[14] Арсеньев Михаил Андреевич (1779—1838), генерал-майор, командир лейб-гвардии Конного полка.
[15] Стюрлер Николай Карлович (1786—1825), штабс-капитан, произведен в капитаны в 1814 г., позднее полковник, командир лейб-гвардии Гренадерского полка. 14 декабря 1825 г. смертельно ранен декабристом П. Г. Каховским во время восстания на Сенатской площади.
[16] Данный абзац представляет собой позднейшую вставку автора в текст дневника. Во многом схожую характеристику дал Стюрлеру в своих записках декабрист И. Д. Якушкин: «Стюрлер был природный швейцарец; в 11-м году Лагарп прислал его в Россию и письменно просил у царственного своего воспитанника императора Александра покровительства своему земляку. Стюрлер был определен поручиком в Семеновский полк. Человек он был неглупый и замечательно храбрый, но, впрочем, истый кондотьери. По-русски говорил он плохо и был невыносимый педант по службе...» (Записки, статьи, письма декабриста II. Д. Якушкина. С. 153). Раненный под Пионом... — имеется в виду сражение в ущелье 16 августа 1813 г. при отступлении союзных армий от Дрездена.
[17] Болеслав II Смелый (1039—1081), король Польши.
[18] Имеются в виду успешные действия передовых отрядов генерал-адъютанта А. И. Чернышева и полковника Ф.-К. Тетенборна на окраинах Берлина 7 февраля, которые привели к отступлению главных сил неприятеля от Одера.
[19] Отряд генерала А. И. Чернышева вошел в Берлин утром 20 февраля, а 27 февраля состоялось торжественное вступление главных сил войск П X. Витгенштейна. «Дружеский прием жителей был неописанный, — сообщал Витгенштейн Кутузову. — В самом городе кровли, заборы и окна домов были наполнены зрителями... На всех лицах были видны чувствования живейшей радости. Никакая кисть не в состоянии выразить сего восхитительного зрелища...» (Цит. по: Михайловский-Данилевский А. И. Описание войны 1813 года за освобождение Германии. Ч. I. С. 86).
[20] Фридрих-Вильгельм III (1770—1840), король прусский с 1797 г. После Тильзитского мира Пруссия, потерявшая почти половину территории, превратилась в зависимое от наполеоновской Франции государство, участвовала в войне 1812 г. против России. С начала 1813 г. развернувшееся национально-освободительное движение вынудило, по выражению Ф. Энгельса, «трусливого короля Фридриха-Вильгельма III к войне против Наполеона» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 22. С. 30).
[21] Франц, I Иосиф-Карл (1768—1835), с 1792 г. австрийский монарх (с 1804 г. император Австрии) и одновременно император Священной Римской империи (под именем Франца II), окончательно ликвидированной в ходе наполеоновских войн в 1806 г. При нем Австрия в 1792—1809 гг. проиграла Франции 4 войны, понесла значительные территориальные потери, участвовала в войне 1812 г. против России.
[22] Это предположение не подтвердилось. В начале марта Александр I уехал из Калиша в Бреславль для свидания с прусским королем. Сам же Фридрих-Вильгельм III прибыл в Калиш 21 марта 1813 г. В результате этих встреч был заключен Калишский договор между Россией и Пруссией о союзе против наполеоновской Франции.
[23] Бакунин Василий Михайлович (1795—1863), подпоручик лейб-Гренадерского полка, в октябре 1813 г. произведен в поручики, впоследствии генерал-майор. Был членом декабристского Союза Благоденствия.
[24] Иван Николаевич Пущин.
[25] Фукс Егор Борисович (1762—1829), писатель-историк, начальник военной канцелярии М. И. Кутузова.
[26] Храповицкий Иван Иванович, ротмистр лейб-гвардии Кавалергардского полка, в сентябре 1813 г. произведен в полковники, впоследствии генерал-майор.
[27] Толстой Николай Андреевич, граф, действительный тайный советник, обер-гофмаршал, начальник главной императорской квартиры.
[28] Головин Николай Николаевич (1759—1821), граф, обер-шенк, сенатор и член Государственного совета.
[29] Речь идет о Софье Осиповне де Рибас, которая, как и Елизавета Сергеевна Пущина, была фрейлиной императрицы Елизаветы Алексеевны. Свадьба ее со штабс-капитаном лейб-гвардии Литовского полка князем М. М. Долгоруковым состоялась 2 июля 1813 г. (Камер-фурьерский церемониальный журнал. Июль—декабрь 1813 года. СПб., 1912. С. 234).
[30] В период антинаполеоновских войн для будущих декабристов была характерна идеализация императора Александра I, вера в то, что он несет народам подлинную свободу. Не избежал такой идеализации и П. С. Пущин. Однако в записи о параде в Калише явственно чувствуются проблески критического отношения к самодержцу.
[31] Гамбург был занят русскими войсками под командованием Ф.-К. Тегенборна 7 марта 1813 г. «Во все время шествия чрез город нашего отряда не умолкали шумные приветствия народа, звон колоколов, ружейные и пистолетные выстрелы; во всех окнах развевались знамена. Жители, теряясь в изъявлении своего восторга, украшали зелеными ветвями свои шляпы и высоко бросали их либо подымали на длинных шестах, другие усыпали цветами путь, по которому шли наши воины. Знакомые и незнакомые обнимали и поздравляли друг друга, многие плакали от радости... Вечером до двух часов ночи весь город был иллюминирован. По выходе из театра народ выпряг лошадей из Тетенборнова экипажа и повез его на себе до самого дома, где была ему отведена квартира» (Богданович М. И. История войны 1813 года за независимость Германии по достоверным источникам В 2 т. Т. 1. СПб., 1863. С. 80).
[32] Сотня черноморских казаков входила в состав императорской гвардии и находилась на том же положении, что и лейб-гвардии Казачий полк.
[33] Данная запись говорит о честности П. С. Пущина, его человечности, добросовестном и неформальном отношении к своим служебным обязанностям.
[34] Даву Людовик Николя (1770—1823), маршал Франции, принц Экмюльский, герцог Ауэрштедтский. Даву было приказано удерживать неприятеля на Эльбе, а по прибытии основных сил союзников к Дрездену очистить город и взорвать мост. 7 марта Даву частично взорвал мост — мина уничтожила один бык и две ближайшие к нему арки — и выступил из Дрездена (Там же. С. 92).
[35] Имеется в виду религиозная секта реформистского толка богемских (или моравских) братьев, основанная в Чехии в XV в. С конца XVIII в. главным центром ее стал г. Гернгут в Саксонии. В России центром общины был г. Сарепта Саратовской губернии.
[36] О доброжелательном отношении саксонцев к русской армии писал в своем дневнике офицер свиты Александра I С. Г. Хомутов: «Саксонцы встречали нас с такой же радостью, как и пруссаки, и, несмотря на то, что король их еще наш неприятель, народ нас любит и гораздо более желал бы сражаться за нас, чем за французов, зная, что свобода их от этого зависит» (Хомутов С. Г. Дневник свитского офицера. 1813//РА. 1869. № 7. С. 235).
[37] Фридрих II (1712—1786), прусский король с 1740 г., крупный полководец. При нем территория Пруссии удвоилась, она вошла в число великих держав. Битва у Гох-Кирха состоялась 24 октября 1758 г. в ходе Семилетней войны, пруссаки потеряли более 9 тыс. человек, а австрийцы — около 6 тыс.
[38] Даун (Давн) Леопольд-Иосиф (1705—1766), граф, известный австрийский полководец.
[39] Кейт Джемс (1696—1758), фельдмаршал, выходец из Шотландии, в 1728—1747 гг. был на русской службе.
[40] Опера итальянского композитора Гаспаре Спонтини (1774—1851), одна из наиболее известных опер начала XIX в.
[41] Принцесса Фредерика-Луиза Гессен-Дармштадтская, супруга Фридриха-Вильгельма II.
[42] Август II (1670—1733), курфюст саксонский (под именем Фридриха-Августа I) с 1694 г., король польский в 1697—1706 и 1709—1733 гг.
[43] Утром 19 апреля французская пехота и кавалерия напала на передовой отряд русских войск за ручьем Риппах. Бой длился до вечера, был убит наполеоновский маршал Бессьер. Ночью французы заняли Люцен, где расположилась главная квартира Наполеона (Богданович М. И. История войны 1813 года... Т. 1. С. 170—171). Это было начало контрнаступления войск Наполеона, которому удалось после почти непрерывного отхода на запад, сосредоточить у Эрфурта и севернее Магдебурга значительные силы и атаковать союзников, подошедших к Люцену.
[44] М. И. Кутузов умер 16 апреля 1813 г. в Бунцлау, но об этом некоторое время не сообщали войскам.
[45] Имеется в виду огонь двух батарей, выдвинутых вперед командиром 3-го французского корпуса генералом Сугамом (Там же. С. 181).
[46] Это было следствием ввода в бой дополнительных контингентов французских войск, общая численность которых составила уже около 100 тыс. человек Потери французов составили 15 тыс., а союзных войск — 10 тыс. человек (Там же. С. 185-187. 191).
[47] По распоряжению Витгенштейна корпус Милорадовича оставался в резерве в 20 верстах от поля боя, чтобы на второй день сражения встать в первую линию. «Первый раз в жизни слышу выстрелы и сам не в деле! — говорил Милорадович. — Если мне не вверяют армию, пусть дадут батальон или роту» (Михайловский-Данилевский А. И. Описание войны 1813 года... Ч. 1. С. 167-168).
[48] Имеется в виду арьергардный бой при селе Гарта, во время которого французы потеряли 600 человек, а русские войска — 107 убитыми и 230 ранеными (Богданович М. И. История войны 1813 года... Т. 1. С. 211).
[49] 26 апреля 1813 г. французы заняли Дрезден, в тот же день началась подготовка переправы войск через Эльбу; через отремонтированный Дрезденский мост 28 апреля было переправлено 60—70 тыс. человек и 140 орудий (Там же. С. 217-219).
[50] Саксонский король Фридрих-Август, формально являясь союзником Франции, в 1813 г. первоначально отказывался помогать Наполеону. После победы французов под Люценом он вынужден был согласиться на ультимативное требование вернуться из Праги в столицу Саксонии Дрезден, впустить французов в крепость Торгау (севернее Дрездена на р. Эльбе) и присоединить свои войска к наполеоновской армии.
[51] Осада крепости Торн (на р. Висле в герцогстве Варшавском) продолжалась с января 1813 г., 6 апреля ее гарнизон капитулировал. Осаждавшие Торн войска в количестве 11 700 человек были направлены к главным силам союзников (Там же. С. 128—129).
[52] Русские войска успешно пресекли попытки французов атаковать правое крыло союзнической армии в районе Кенигсварта. Неприятель потерял 7 орудий, в плен взято было 1758 человек, в том числе 4 генерала и 14 офицеров (Михайловский-Данилевский А. И. Описание войны 1813 года... Ч. 1. С. 196—198).
[53] Клейст Фридрих-Генрих-Фердинад-Эмиль (1762—1823), граф, фельдмаршал прусской армии.
[54] Победа под Бауценом дорого обошлась Наполеону: французы потеряли более 18 тыс. человек, т. е. почти в два раза больше, чем русско-прусские войска, которым очень мешало отсутствие единства в действиях командования. «Русские и пруссаки не одержали победы, но не были и разбиты, стяжав славу мужественного сопротивления, — подчеркивал А. И. Михайловский-Данилевский. — Имея 34 тысячи человек более, нежели союзники, Наполеон не взял ни пушки, ни знамени, ни повозки у армии, двое суток с ним боровшейся...» (Там же. С. 214).
[55] В ходе арьергардного боя при Гайнау французы потеряли более 1200 человек пленными и 18 орудий. Это заставило неприятеля прекратить настойчивое преследование отступавшей союзнической армии (Там же. С. 225—226).
[56] Формальное объявление Австрией войны Наполеону произошло лишь 30 июля 1813 г.
[57] Это произошло в результате успешных действий кавалерии под командованием генерала Себастиани у Спроттау. По французским источникам было захвачено 22 орудия и 500 пленных, по русским — 13 орудий и 200 пленных (Богданович М И. История войны 1813 года... Т. 1. С. 229, 601).
[58] Щербатов Иван Дмитриевич (1783—1829), князь, подпоручик лейб-гвардии Семеновского полка, впоследствии штабс-капитан. После расформирования полка в результате событий 1820 г. переведен майором в Тарутинский пехотный полк. В 1821 г. предан военному суду, почти 6 лет находился в заключении, а в 1826 г. лишен чинов и дворянства и сослан рядовым на Кавказ.
[59] Ляпунов Дмитрий Петрович, в 1800—1808 гг. полковник лейб-гвардии Семеновского полка.
[60] Плесвицкое перемирие было заключено 23 мая 1813 г. по инициативе Александра I и Фридриха-Вильгельма III и при посредничестве Австрии. Оно оказалось более выгодным для союзников, сумевших получить значительные подкрепления, пополниться вооружением и боеприпасами. Перемирие длилось пока шли переговоры о мире и прекратилось 18 июля 1813 г., когда они закончились безрезультатно.
[61] По традиции полковым праздником лейб-гвардии Измайловского полка был день святой троицы.
[62] Бурцов Иван Григорьевич (1794—1829), прапорщик по квартирмейстерской части 4-го пехотного корпуса, впоследствии полковник. Был членом Союза Спасения, Союза Благоденствия и Южного общества декабристов, отбывал наказание в Петропавловской и Бобруйской крепостях, затем переведен на Кавказ в Тифлисский полк. Герой русско-турецкой войны 1828—1829 гг., произведен в генерал-майоры.
[63] Меттерних-Виннебург Клеменс-Венцель-Ломар (1773—1859), князь В 1809—1821 гг. министр иностранных дел и фактически глава австрийского правительства. Меттерних был противником объединения Германии и укрепления позиций России в Европе, явился одним из организаторов реакционного Священного союза, заключенного в 1815 г. в Париже и направленного на подавление революционного и национально-освободительного движения в Европе.
[64] Имеется в виду Тиман (?—1814), подпоручик гвардейской артиллерии.
[65] Об этом случае вспоминал в своих записках также офицер гвардейской артиллерии И. С. Жиркевич (Жиркевич И. С. Записки. 1789—1848//РС. 1874. Т. 11. №11. С. 421).
[66] Позднейшая вставка автора в текст дневника. Императрица Александра Федоровна (1798—1860), супруга императора Николая I, дочь прусского короля Фридриха-Вильгельма III. До замужества — принцесса Фредерика-Луиза-Шарлотта-Вильгельмина.
[67] Дибич Иван Иванович (1785—1831), барон, генерал-майор, генерал-квартирмейстер союзнических армий, впоследствии граф, генерал-фельдмаршал. В 1801—1810 гг. И. И. Дибич служил в лейб-гвардии Семеновском полку.
[68] Павел I (1754—1801), с 1796 по 1801 г. император всероссийский.
[69] Депрерадович Леонтий. Иванович, генерал-майор, в 1799—1807 гг. командир лейб-гвардии Семеновского полка, родной брат героя Отечественной войны генерал-лейтенанта Н. И. Депрерадовича.
[70] Имеется в виду сражение вблизи Гутдштадта 29 мая 1807 г. между русскими и французскими войсками. «Великий князь» — брат Александра I великий князь Константин Павлович.
[71] Всем также известны подвиги его, приведшие к Адрианопольскому миру — позднейшая вставка автора в текст дневника. Дибич командовал русскими войсками в войне с Турцией в 1828—1829 гг., во время которой был награжден знаками ордена св. Георгия 2-й и 1-й степени, став вторым в истории полным кавалером этой высшей боевой награды России. Русско-турецкая война завершилась подписанием Адрианопольского мира, по которому к России отошло устье Дуная и восточное побережье Черного моря. Дибич получил за эту войну также титул «Забалканского». В свиту его величества по квартирмейстерской части И. И. Дибич был зачислен не в 1806 г., как пишет П. С. Пущин, а в 1810 г. (см.: Русский биографический словарь. Т. Дабелов-Дядьковский. СПб., 1905. С. 354).
[72] Чаадаев Петр Яковлевич (1794—1856), прапорщик лейб-гвардии Семеновского полка, впоследствии ротмистр. Был членом Союза Благоденствия. В июне 1826 г. по возвращении из заграничного путешествия был подвергнут аресту, а затем бдительному полицейcкому надзору. В 1836 г. за опубликование в журнале «Телескоп» «Философического письма», дерзкого выступления против официальной идеологии, объявлен сумасшедшим. В 1812—1814 гг. вместе с П. С. Пущиным в полку служил также старший брат П. Я. Чаадаева Михаил Яковлевич Чаадаев (1792—1866), подпоручик.
[73] Бернадотт Жан Батист Жюль (1763—1844), в прошлом маршал Франции, с 1810 г наследник шведского престола, впоследствии король Швеции Норвегии Карл XIV Иоганн.
[74] Данная запись показывает, что от внимания П. С. Пущина не ускользают и социальные контрасты европейских стран.
[75] впоследствии императрицы Александры, Федоровны — позднейшая вставка автора в текст Дневника.
[76] Симонов Александр Андреевич, прапорщик лейб-гвардии Преображенского полка, впоследствии полковник.
[77] Бороздин Николай Михайлович (1777—1830), генерал-лейтенант, командир бригады 1-й кирасирской дивизии.
[78] В сражении при Виттории в июне 1813 г. объединенные силы испанских повстанцев и английские войска под командованием герцога Веллингтона нанесли решающее поражение французской армии, которая вынуждена была отступить во Францию.
[79] Ланжерон Александр Федорович (1763—1831), французский эмигрант, граф, генерал от инфантерии, впоследствии генерал-губернатор Новороссийского края.
[80] С. И. Пущин был должен различным лицам более 17 тыс. руб., запрещение на его родовое имение было наложено еще до 1808 г. (ЦГИА. Ф. 1088. On. 1. Д. 312. Л. 165—166).
[81] Имеются в виду проходившие в Праге 18—30 июля 1813 г. переговоры между представителями России, Пруссии, Австрии и Франции.
[82] К концу перемирия в армиях союзников имелось 522 тыс. человек (с резервами — 850 тыс.), а у Наполеона — 328 тыс. (с резервами — 550 тыс.) (Тарле Е. В. Наполеон. М., 1957. С. 339; Михайловский-Данилевский А. И. Описание войны 1813 года... Ч. 1. С. 293—295).
[83] Полторацкий Константин Маркович (1782—1858), генерал-майор, командир Нашебургского пехотного полка. В 1798—1811 гг. служил в лейб-гвардии Семеновском полку.
[84] Зубов Платон Иванович (1767—1822), князь. В последние годы жизни императрицы Екатерины II, царствовавшей с 1762 по 1796 г., он сосредоточил в своих руках 13 высших должностей. При Александре I был членом Государственного совета, но влиянием не пользовался.
[85] Коленкур Арман Огюстен Луи (1773—1827), герцог Висенский, французский генерал и дипломат, с ноября 1813 г. министр иностранных дел.
[86] Sine qua non (лат.) — непременное условие; условие, не подлежащее обсуждению.
[87] Моро Жан Виктор (1763—1813), до 1804 г. французский генерал, с 1813 г. на русской службе. Смертельно ранен под Дрезденом в августе 1813 г. Похоронен в Петербурге в католической церкви св. Екатерины.
[88] Свиньин Павел Петрович (1787—1839), дипломат, входил в состав русской миссии в Северо-Американских соединенных штатах, в 1813 г. сопровождал генерала Моро, впоследствии известный литератор и художник, основатель журнала «Отечественные записки».
[89] Видимо, имеется в виду Фенш Григорий Андреевич (1789—1867), поручик лейб-гвардии Семеновского полка, впоследствии генерал-лейтенант; либо его брат Василий Андреевич Фенш, штабс-капитан того же полка, впоследствии генерал-майор.
[90] Глазенап Александр Григорьевич, поручик лейб-гвардии Семеновского полка.
[91] Полковым праздником лейб-гвардии Преображенского полка был день преображения господня.
[92] В соответствии с планом союзников главная армия должна была двигаться из Богемии в Саксонию, захватить Дрезден и закрепиться на Эльбе.
[93] Видимо, имеется в виду один из трех Мусиных-Пушкиных, офицеров лейб-гвардии Измайловского полка: Иван Клавдиевич, полковник; Иван Петрович, капитан; Сергей Петрович, поручик.
[94] Лечебные ванны щелочных вод Теплицкого курорта.
[95] У Кенигштейна (близ границы Саксонии с Богемией) французы стремились перейти Эльбу и занять дорогу, ведущую из Богемии в Дрезден.
[96] Отступление главной армии 15 августа 1813 г. было предпринято по настоянию австрийского главнокомандующего К.-Ф. Шварценберга, опасавшегося, что находившиеся против Пирны французские войска зайдут в тыл правого фланга союзников (Михайловский-Данилевский А. И. Описание войны 1813 года... Ч. 1. С. 335—336).
[97] Для предупреждения наступления французов на Теплице, которое могло привести к окружению, войска 2-го корпуса атаковали противника у Кригвица и Кольберга, а 1-я гвардейская пехотная дивизия с артиллерией и кавалерией предприняла попытку выйти на шоссе и достигнуть Петерсвальде, причем 3-й батальон семеновцев под командованием П. С. Пущина был выдвинут на край левого фланга первой линии (Дирин П. История лейб-гвардии Семеновского полка. Т. 1. С. 416).
[98] Вандам Жозеф Доменик Рене (1775—1830), граф, дивизионный генерал, командир 1-го корпуса наполеоновской армии.
[99] Как отмечает историограф Семеновского полка П. И. Дирин, «семеновцы попеременно с преображенцами весь день (16 августа. — В. Б.) штыками прокладывали дорогу и, прикрывая марш колонны графа Остермана, дали возможность гвардии беспрепятственно подойти к вечеру к Петерсвальде. За гвардией начал подтягиваться 2-й корпус. Этим главным отступлением было обеспечено беспрепятственное движение всей союзной армии в Богемию» (Там же. С. 418).
[100] Численность войск под командованием Остермана составляла 14—16 тыс. человек, а у Вандама было более 35 тыс. (Богданович М. И. История войны 1813 года... Т. 2. С. 220—221). «Не скрыл я от полков лейб-гвардии, — писал А. П. Ермолов в донесении о деле при Кульме, — что армия наша в горах и скоро выйти не может... Не был я в положении поощрять солдат. Столько нестрашимы служащие им примером начальники, столько каждый горел усердием» (Цит. по: Михайловский-Данилевский А. И. Описание войны 1813 года... Ч. 1. С. 355).
[101] На поле сражения прибыло 9 батальонов 42-й дивизии наполеоновской армии (Богданович М. И. История войны 1813 года... Т. 2. С. 221).
[102] «Под Кульмом две роты третьего батальона Семеновского полка, не имевшие в сумках ни одного патрона, были посланы под начальством капитана (так в тексте. — В. Б.) Пущина, но с одним холодным оружием и с громким русским ура прогнали французов, стрелявших из опушки леса», — вспоминал об этом случае декабрист И. Д. Якушкин (Записки, статьи, письма декабриста И. Д. Якушкина. С. 153). «С громким ура повел их (офицеров и солдат батальона. — В. Б.) Пущин на высоты, почти без выстрелов бросился к деревне и штыками выбил французов», — напишет впоследствии П. И. Дирин (Дирин П. История лейб-гвардии Семеновского полка. С. 416).
[103] Пышницкий Дмитрий Ильич (1765—1845), генерал-майор, в 1814 г. произведен в генерал-лейтенанты, начальник 4-й пехотной дивизии.
[104] Кроме Вандама, под Кульмом в плен было взято еще три генерала и три генерала убито. «Не представляю особенно о подвигах отличившихся господ штаб- и обер-офицеров. Надобно было представить списки всех вообще. Не представляю и о нижних чинах: надобно исчислить ряды храбрых полков, имеющих счастие носить звание Лейб-Гвардии...» — отмечал в своем донесении А. П. Ермолов (Цит. по: Богданович М. И. История войны 1813 года... Т. 2. С. 228).
[105] Семеновцы потеряли в битве под Кульмом 900 человек убитыми и ранеными. Общие же потери русских войск составили 6 тыс. человек, в том числе 2,8 тыс. гвардейцев (Там же. С. 251).
[106] В Теплице в присутствии трех монархов было проведено много различных смотров и торжеств. «Полки наши, — вспоминал позднее адмирал П. А. Колзаков, — оспаривали друг у друга первенство в чистоте и устройстве; но все одинаково имели равное право на общую признательность и удивление. Не было никакого различия между тогдашним парадом и теми, которыми они отличались в мирное время, не было ни малейшей приметы — на казарменном плацу или на полях битв и биваках готовились они к строю» (Цит. по: Дирин П. История лейб-гвардии Семеновского полка. Т 1 С. 420).
[107] Полкам Преображенскому, Семеновскому и Морскому экипажу были пожалованы Георгиевские знамена с надписью «За оказанные подвиги в сражении 17 августа 1813 года при Кульме». Измайловский и Егерский полки, уже имевшие Георгиевские знамена, были награждены Георгиевскими трубами с надписью «За отличие в сражении при Кульме 17 августа 1813 года».
[108] Имеется в виду сражение при Денневице, в .ходе которого русско-прусско-шведские войска под командованием Бернадотта, наступавшие от Берлина в юго-западном направлении, нанесли поражение франко-саксонским войскам во главе с маршалом Неем. Союзниками было захвачено 80 орудий, 4 знамени, более 10 тыс. пленных. После этой победы началась осада Виттенберга (Михайловский-Данилевский А. И. Описание войны 1813 года... Ч. 2. С. 61).
[109] Ламздорф Яков Матвеевич, полковник, в прошлом офицер лейб-гвардии Семеновского полка, впоследствии генерал-майор.
[110] Жомини Антуан Генрих (1769—1869), бригадный генерал, начальник штаба корпуса маршала Нея, с августа 1813 г. генерал-лейтенант русской армии, впоследствии известный военный теоретик и историк.
[111] В результате боя с авангардом французской армии 5 сентября 1813 г. союзники захватили около 1 тыс. человек. Взятый в плен генерал Клейцер утверждал, что на следующий день Наполеон намерен снова вступить в сражение. Однако дело ограничилось стычками между передовыми постами (Богданович М. И. История войны 1813 года... Т. 2. С. 306).
[112] Полковник И. А. Набоков 16 августа 1813 г. у Пирны, командуя четырьмя ротами 3-го батальона, с боем овладел деревней Цегист и удерживал ее, несмотря на атаки превосходящего его в силах противника (Дирин П. История лейб-гвардии Семеновского полка. Т. 1. С. 416—417). Он уже имел золотую шпагу с надписью «За храбрость», полученную под Фридландом в 1807 г., а также несколько орденов, поэтому, как и ряд других батальонных командиров гвардейских полков, был после Кульма произведен в генерал-майоры. Удивление П. С. Пущина вызвано, вероятно, тем, что золотым оружием (без бриллиантов), одной из почтеннейших наград русского воинства, награждались, как правило, офицеры в чине до капитана включительно, а не полковники (см.: Дуров В. А. Русское наградное оружие/, Памятники Отечества. 1984. № 2 (10). С. 153).
[113] Об этом пожаре рассказывается и в записках И. С. Жиркевича, который, однако, ошибочно относит его к 30 августа, что не соответствовало действительности (Жиркевич И. С. Записки. С. 431—433).
[114] С территории Богемии согласно утвержденному плану основные силы союзников должны были продвигаться по направлению к Лейпцигу.
[115] Блюхер Гебгардт Леберехт (1742—1819), прусский генерал, В октябре 1813 г. произведен в фельдмаршалы, командующий Силезской армией, исходным пунктом наступления которой был г. Пошвиц в Силезии.
[116] Имеется в виду сражение под Вартенбургом 24 сентября 1813 г., в котором союзники нанесли поражение французскому корпусу, захватив 1 тыс. пленных, 13 орудий и 80 зарядных ящиков. После этого сражения основные силы Силезской армии переправились через Эльбу южнее Виттенберга и двинулись к Лейпцигу (Михайловский-Данилевский А. И. Описание войны 1813 года... Ч. 2. С. 102—104).
[117] Шевич Иван Егорович (1754—1813), генерал-лейтенант, начальник легкой гвардейской кавалерийской дивизии.
[118] Клейнмихель Петр Андреевич (1793—1869), поручик лейб-гвардии Преображенского полка, впоследствии граф, генерал-адъютант, генерал от инфантерии, член Государственного совета, главноуправляющий путями сообщений и публичными зданиями.
[119] По возвращении, в Петербург я имел неосторожность сообщить об этом случае любовнице графа г-же Пукаловой и с этого времени я впал в немилость — позднейшая вставка автора в текст дневника. Пукалова Варвара Петровна, жена обер-прокурора Святейшего Синода И. А. Пукалова.
[120] В разгар битвы у Лейпцига корпус саксонских войск, сражавшихся в составе наполеоновской армии, перешел на сторону союзников, а король саксонский Фридрих-Август был взят в плен.
[121] Понятовский Иосиф Антон (1763—1813), маршал Франции, командовал польским корпусом в армии Наполеона. Во время отступления от Лейпцига утонул в реке Вейсе-Эльстер.
[122] После Лейпцигского сражения союзники стали преследовать неприятеля, пытаясь не дать ему собраться с силами. Главная армия двигалась на Наумбург и Иену в направлении правого фланга наполеоновской армии (Михайловский-Данилевский А. И. Описание войны 1813 года... Ч. 2. С. 214).
[123] Комическая опера австрийского композитора Карла фон Диттерсдорфа. Постановка ее имела успех, затмивший знаменитую «Свадьбу Фигаро» В.-А. Моцарта.
[124] По-видимому, имеется в виду разновидность женского корсета.
[125] П. С. Пущин был официально назначен командиром батальона 21 октября 1813 г. (ЦГВИА. Ф. 489. On. 1. Д. 3. Л. 1 об.).
[126] Ефимович (Ефимович) Андрей Иванович (1785—1813), полковник.
[127] Плошка — черепяная чашка с пупком на дне для вставки светильник, заливаемой салом.
[128] ... а 1/ 4 мили от Гамбурга — явная ошибка, допущенная, видимо, при первой публикации текста дневника.
[129] Далберг Карл Теодор (1744—1817), великий герцог Франкфуртский, примас (церковный глава) Рейнского союза.
[130] Комическая опера на музыку французского композитора Адриана Буальдье (1775—1834).
[131] Опера на музыку В.-А. Моцарта.
[132] Комическая опера французского композитора Николо Изуара (1775—1818), одна из наиболее популярных в начале XIX в.
[133] Максимилиан I Иосиф (1756—1825), с 1806 г. король Баварии.
[134] Павел-Фридрих-Август (1783—1853), принц (впоследствии великий герцог) Ольденбургский. С 1811 по 1817 г. был ревельским губернатором.
[135] Людвиг (1777—1848), принц (с 1830 г. великий герцог) Гессен-Дармштадтский.
[136] Сестры императора Александра I — Мария Павловна (1786—1859) великая княгиня, принцесса (впоследствии великая герцогиня) Саксен-Веймар-Эйзенахская; Екатерина Павловна (1788—1818), великая княгиня, принцесса Ольденбургская, впоследствии (во втором браке) принцесса, а затем королева Вюртембергская.
[137] «Цампа или мраморная невеста», одна из популярных опер начала XIX в.
[138] Людвиг I (1753—1830), с 1790 г. ландграф (под именем Людвига X), с 1806 г. великий герцог Гессен-Дармштадтский.
[139] Главные силы союзников должны были продвигаться к Рейну и далее во Францию.
[140] Указ 1598 г. французского короля Генриха IV, предоставивший протестантам (гугенотам) свободу вероисповедания и ряд гражданских прав, которых они ранее были лишены. Нантский эдикт вызвал сильную католическую оппозицию и не прекратил религиозных распрей.
[141] Карл-Людвиг-Фридрих (1786—1818), с 1811 г. великий герцог Баденский.
[142] Имеется в виду Стефания Богарне (1789—1860), дочь Клода Богарне, двоюродного брата генерала Александра Богарне, первого мужа императрицы Жозефины (см. также с. 202).
[143] Тюренн Анри де ла Тур д'Оверн (1611—1675), виконт, маршал Франции. Был одним из выдающихся полководцев своего времени. Убит пои рекогносцировке неприятельской армии у Засбаха. Прах его по распоряжению Наполеона в 1800 г. был перенесен в «Дом инвалидов» в Париже.
[144] Направление на юг вдоль границы с Францией по Рейну.
[145] Явная ирония со стороны П. С. Пущина, имеющего в виду ту помощь, которую оказывал ему Аракчеев в ведении интимной переписки.
[146] Памятник архитектуры готического стиля, строительство его было завершено в XV в.
[147] Александр Север Марк Аврелий (208—235), римский император с 222 г., последний из династии Северов. Во время войны с германцами был убит близ Майнца своими солдатами, недовольными введением суровой дисциплины.
[148] Имеется в виду Миллер Александр Борисович. (1772—?), полковник, командир эскадрона лейб-гвардии Уланского полка.
Электронная версия выполнена по изданию «Дневник Павла Пущина 1812-1814». Издательство Ленинградского университета, 1987 г. OCR, правка: Кирилл Нагорный. Дополнительная вычитка, html-верстка: Олег Поляков.
|